"Оливер Голдсмит. Векфильдский Священник. История его жизни, написанная, как полагают, им самим" - читать интересную книгу автора

большой оригинал во всем королевстве; говорят также, что это человек
непревзойденной доброты!
- И даже несколько чрезмерной как будто, - возразил мистер Берчелл. - В
юности, во всяком случае, он доводил свою доброту до излишества, ибо,
обладая пылкой душой, он даже в добродетели своей не мог удержаться от
романтического преувеличения. С молодых лет почувствовал он склонность к
военному искусству и к наукам; и на том и на другом поприще преуспел:
отличился как солдат и прослыл ученым человеком. Но лесть, эта непременная
спутница честолюбцев, - ибо из всех людей они наиболее падки на нее, - не
замедлила явиться и тут. Он был окружен толпой, где каждый стремился
обнаружить перед ним лишь одну сторону своего характера, и в своем
благоволении ко всему роду людскому он забывал об отдельных его
представителях. Ему был мил весь свет, богатство мешало ему видеть, что в
мире водятся также и негодяи. Врачи говорят, что есть такой недуг, при
котором тело больного становится настолько остро чувствительным, что
малейшее прикосновение причиняет боль. И вот то, что некоторым довелось
испытать физически, этот господин ощущал душевно. Чужая невзгода, -
подлинная ли, вымышленная, все равно, - трогала его сердце, и душа его
содрогалась от боли, которую причиняли ей страдания ближнего. Так как он был
готов оказывать помощь всякому, то, разумеется, в тех, кто был расположен
просить его о помощи, тоже не было недостатка; щедрость его начала уже
отражаться на его кошельке, но великодушие от того нисколько не убывало;
оно, казалось, росло по мере того, как скудел кошелек. Сам же он становился
что ни беднее, то безрассуднее.
И хоть речи его были разумны, вел он себя, как последний глупец.
И вот, окруженный наглецами и уже бессильный удовлетворить всех, кто к
нему обращался, он стал вместо денег раздавать обещания. Это было все, что у
него осталось, огорчить же кого-либо отказом у него не хватало решимости.
Таким образом он собрал вокруг себя целую толпу прихлебателей, которых он
жаждал облагодетельствовать, а вместо того невольно обманывал. Люди эти
некоторое время продолжали осаждать его, затем, осыпав заслуженными
упреками, с презрением его оставили. При этом чем ничтожнее становился он в
глазах людей, тем более жалким начинал он казаться самому себе. Он привык
полагаться на лесть, и теперь, когда лишился этой опоры, голос сердца не в
состоянии был утешить его, ибо он не привык к нему прислушиваться.
Все переменилось. Друзья более не расточали ему восторженных похвал,
ограничиваясь простым одобрением, да и оно все чаще стало принимать форму
дружеского совета, а за советом, если он его отвергал, следовали упреки. Тут
он понял цену друзьям, которых привлекали к нему блага, им расточаемые.
Тут-то понял он, что, если хочешь, чтобы сердце другого человека
принадлежало тебе, нужно отдать ему взамен свое. Тут-то понял я, что...
что... что же это я хотел сказать? Забыл!.. Короче говоря, сударь, он решил
подумать о себе и составил план спасения своего быстро тающего состояния.
Своеобычный и тут, он исходил пешком всю Европу, и теперь, хотя ему нет еще
тридцати, он сделался богаче прежнего. Щедрость его стала разумнее и
умереннее, но он по-прежнему слывет чудаком в благодеяния свои облекает в
самую затейливую форму.
Я слушал мистера Берчелла с таким увлечением, что даже ни разу не
взглянул вперед; но вдруг до моих ушей донеслись тревожные крики, и,
повернув голову, я увидел младшую свою дочь посреди бурного потока, с