"Ярослав Голованов. Заводная обезьяна ("Канун великого старта" #2)" - читать интересную книгу автора

- Ты считать сюда пришел? Арифметику крутить? - медленно спросил дед
Резник.
- А как же не считать?! Социализм - это учет. Ленин сказал.
- А по шее за такой учет не желаешь? - вскипел дед.
- Кончай, дед,- вступился Юрка.- Торжественное заседание объявляю
закрытым. Начинается концерт...
Дед что-то бурчал, но гул близкого гребного винта заглушал его слова.
Встали по местам.
- Давай! - Зыбин махнул рукой, и Голубь нажал красную кнопку на
распределительном щите. Из желоба потекла мука. Запах, к которому вроде бы
уже привыкли, остро ударил по глазам.
- Стой! - крикнул дед.
Желтая струя иссякла. Дед разровнял рукой муку в прессе, и в тот же миг
Юрка набросил прокладки - металлическую и шерстяную. В пресс входит сразу
150 килограммов муки, и прокладки делят эти 150 килограммов на брикеты. Ну,
есть еще такие леденцы: колесико к колесику - леденцовая палочка. Так и тут.
- Давай! - командует Резник.
Потекла мука. Дед чуть-чуть трамбует муку рукой. Голубь уже не смотрит
на деда, сам нажимает, когда надо, Юрка кидает прокладки ловко, точно, и
сразу без команды мотор: жи...и - пошла! У деда руки рыжие от муки, пальцы
бегают, ровняют, а Юрка - шлеп, шлеп прокладки и уже новые готовит. И мотор
снова: жи...иы! И снова, и снова, и вдруг - полно! Дед закрыл пресс и - к
вентилям насоса. Юрка и Сергей уставились на манометр. Стрелка дергается,
капризничает, но тянет вправо: 50, 100, 150 атмосфер, до цифры 200 идет
резво, а потом тяжело. Снизу закапало, сильнее, сильнее, и полилось черными
густыми струйками: рыбий жир. Из него мыло делают на большой земле, а детям
который - то другой, тресковый, светлый. Стрелка приползла к 410, даже, если
с дрожью, - к 415. Дед сбрасывает давление, отпирает пресс. Поршень
выдавливает брикеты. Они идут сперва плавно, потом вылетают - трах! - как
выстрел, а Голубь уже надел брезентовые рукавицы (чтоб руки не пекло), тащит
брикеты на весы.
- Обожди, дай прокладку отодрать! - кричит ему вдогонку Юрка.
- Ничего, довесок будет! - скалит зубы Голубь.
- Я те покажу довесок, - уже весело говорит дед Резник,- чтобы без
обману у меня!..
- Сто пятьдесят три! - орет Голубь с весов. - Накрылся ваш Сафонов!
- Ты давай нажимай! - кричит Юрка, и Голубь снова у щита, нажал кнопку,
пошла мука: новая загрузка.
Все так споро получалось у них, так красиво двигались они в этой бедной
и грязной одежде, сами радостно чувствуя свою ловкость и хватку, таким
веселым умом светились их глаза, что казалось, будто это совсем другие люди,
вовсе не похожие на тех неуклюжих, медлительных, которые равнодушно
матерились и лениво курили здесь час назад.
Дверца пресса захлопнулась, и они опять смотрели на стрелку,
подталкивали ее глазами. А стрелка дергалась и дрожала, словно ей было
невыносимо тяжело, словно это она сама прессует муку... Потом Голубь снова
таскал брикеты на весы. Они были такие ладные, горячие и пахли, ей-богу,
даже приятно, и дед, когда смотрел на них, улыбался, а Юрке казалось, что
это вовсе не брикеты рыбной муки для скота и птицы, а караваи из печи: такие
они были горячие и ладные. И, как всегда от горячего хлеба, Юрке захотелось