"Ярослав Голованов. Заводная обезьяна ("Канун великого старта" #2)" - читать интересную книгу автораВетер был мягкий и влажный, но после уютно прокуренного тепла каюты он показался Бережному зябким. Николай Дмитриевич не ушел, однако. Ему даже захотелось немножко замёрзнуть, а потом лечь в постель и согреться. Скорее уснешь. Чиркнул спичкой, упрятав огонь глубоко в ладонях, поднес к лицу. И только теперь они увидели его. Маленькое желтое пламя странно высвечивало снизу его нос и брови, оставляя в тени глаза. Но Анюта сразу узнала Бережного. - Пойдем,- сказала Анюта совсем тихо. - Куда? - Спать. Поздно уже... Они прошли мимо Николая Дмитриевича, чуть не задев его, Анюта впереди, Сашка сзади. Шагнули в светлый, привычный мир коридора. И свет тотчас все поломал; ничего уже нельзя было сказать так, как говорилось там, на баке, в ночи, и они молчали. - Покеда, приятных снов! - бросил он чужим и резким голосом и заторопился. Анюта раздевалась и думала о Сашке. Легла и все думала. Ей казалось, что ома не заснет, вот так будет всю ночь думать и думать, ей хотелось все обдумать. Но заснула она быстро и покойно. В каюте № 64 Фофочка во сне чувствовал, что спать осталось недолго, что самое большее через час ему заступать, томился этим сознанием, и, когда Сашка щелкнул замком, он встрепенулся. - Ш...ш! - как на грудного, зашипел Сашка. Фофочка покорно зачмокал губами. Сашка включил ночник над подушкой. разбросавшись, чуть слышно похрапывал. Сашка выключил ночник и лег, скрипнув койкой. Вахта начиналась в 2.00. У него было еще час сорок минут отдыха. "Та...ак,- сказал себе Бережной.- Этого только не хватало. Радист, комсомолец, серьезный вроде паренек... Сорвался-таки!" Он вернулся в каюту и тяжело улегся, до подбородка затянулся простыней. "Молодость, молодость...- думал он,- но ведь не в загранплавании! Пять миль от берега. Рядом! Ай, радист, радист, до дому не мог дотерпеть..." Семнадцатый день рейса С двух часов ночи Сашкина любимая вахта: тихо и работы мало. Можно послушать, как живет земной шар. Он вошел в маленькую радиорубку. Степаныч, начальник радиостанции, встал и вышел, не сказав слова. Это означало, что ничего интересного на его вахте не было. Степаныч был самым молчаливым человеком, какого Сашка встречал в жизни. Все эти скандинавы из анекдотов по сравнению со Степанычем - краснобаи и балаболки... Тесно заставленная аппаратурой, радиорубка была наполнена приглушенным, но все равно радостным гомоном радиопозывных. По потолку на фигурных коричневых изоляторах, похожих на какие-то кондитерские штучки, тянулись медные трубки антенн, и казалось, что это насесты, на которых сидят невидимые птицы, издающие все это нестройное и настойчивое разноголосье - от верткого бегущего свиста до низкого, приятного уху пощелкивания. Сашка привычным жестом накинул на голову наушники, взглянул на часы: |
|
|