"Ярослав Голованов. Заводная обезьяна ("Канун великого старта" #2)" - читать интересную книгу автора

- Ну, дед,- закричал Сашка, задыхаясь,- ну, молодец!- Сашка обнял деда
и прижался лицом к его колючей щеке.- Ты такой молодец, дед! Ты замечательно
говорил, понимаешь! Замечательно!
- Да чего там,- дед смущенно улыбался,- что надо было, то и сказал... А
чего тянуть? И про международное положение... При чем оно тут? Верно говорю?
- Эх, дед! Вот сразу бы так!
- Ладно. В следующий раз... Главное - дело сделано. - И Резник пошел к
двери...
Николай Дмитриевич Бережной слушал деда, сидя на диване в своей каюте.
Слушал с большим удовлетворением, узнавал знакомые, родные слова и обороты и
радовался выдумке своей и такому быстрому и четкому ее воплощению. Когда
Резник запнулся и трансляция умолкла, Николай Дмитриевич сразу бросился к
телефону выяснять, в чем дело. Однако дед заговорил снова, и Николай
Дмитриевич, успокаиваясь, вновь опустился на диван. Но тут вдруг он понял,
что Резник произносит текст совсем другой, ему незнакомый, какой-то
невероятно корявый, лохматый, короче - несет отсебятину. Николай Дмитриевич
прямо-таки замер. Не грамматика, "ударения там всякие", смущали его. Пугало
другое: как бы дед не сморозил чего-нибудь такого... ну, лишнего, не
испортил все дело. И хотя ничего "такого" Бережной в дедовой речи не нашел,
он, дослушав передачу до конца, все-таки искренне расстроился. Все
получилось как-то бескрыло, совершенно не так, как он замыслил. На редкость
серый, приземленный докладик. И оценки все путаные, почин как-то не заметен,
не акцентировано на нем внимание. Ну, да что теперь говорить! По сути - все
верно. Инициатива снизу. Это нынче даже хорошо. Жаль все-таки: он не сказал,
что это почин. Слово хорошее. Интересно, как народ воспримет...
Николай Дмитриевич направился в столовую.
В столовой стоял гул. Из жиро-мучного цеха привели Кольку Путинцева,
всего в муке, вонючего донельзя, и наперебой втолковывали ему, как дед
Резник вызвал его на соревнование. Появление самого деда было встречено
дружным ревом, аплодисментами, криками: "Ура!", "Даешь рекорд!" и "Левитан,
задери его!". Дед, который не успел позавтракать, сидел со своей миской
скромно и достойно, равнодушно принимая все славословия, и деланно сердился,
когда кто-нибудь чересчур настырничал. Бережной стоял в дверях. Никто его не
замечал или не хотел замечать. Вслушиваясь в оживленный гомон, Николай
Дмитриевич с удовлетворением подумал: "Народ все-таки правильно понял...
Теперь "Молнией" закрепим - и порядок..."
После завтрака Юрка Зыбин курил на кормовой палубе, когда подошел дед
Резник и, оглядевшись как-то воровато, тихо спросил:
- Ты сам-то слушал? Ну, как там... а?
- Орел,- сказал Юрка коротко. Говорить ему с дедом не хотелось.
- Ну, да я ведь так спросил...- Дед словно извинялся.
Юрке стало стыдно, что он обижает старика, и он сказал уже совсем
другим тоном, тронув деда за плечо:
.- Дед, ты хорошо сказал. Сразу надо было только бумажку бросить, не
рассказывать, сколько рыбы ловили в тринадцатом году. Шут с ней, с той
рыбой.
Съели ее давно. На торжествах в честь трехсотлетия дома Романовых...
Дед сглотнул и убежденно кивнул, будто сам разделял гастрономические
утехи их императорского величества, самодержца всероссийского, великого
князя Финляндского и прочая, и прочая, и прочая...