"Джон Голсуорси. Братство" - читать интересную книгу автора

нерелигиозного и фетишей - веры в бессмертие отдельной личности. Поклонение
этому фетишу и породило все скорби человечества.
Сесилия сделала непроизвольное движение, и сумочка в ее руках дрогнула.
- Папа, ну как ты можешь?..
- Они уже не считали нужным любить друг друга в земной жизни, они были
уверены, что для этого у них впереди вечность. Доктрину эту придумали для
того, чтобы можно было вести себя подобно зверям и не испытывать угрызений
совести. Любовь не могла дать настоящих плодов до тех пор, пока доктрина эта
оставалась неопровергнутой.
Сесилия поспешно огляделась. Нет, никто не слышал. Она отошла немного в
сторону и смешалась с группой гостей. Губы ее отца продолжали шевелиться. Он
снова принял терпеливую позу, вызывающую смутное воспоминание о мулах.
Чей-то голос позади нее произнес:
- Нет, право, миссис Даллисон, ваш отец удивительно интересный человек!
Сесилия обернулась и увидела даму среднего роста с прической в духе
раннего итальянского Возрождения и очень маленькими темными шустрыми
глазками; они смотрели так, будто любовь этой дамы к жизни заставляла ее
жадно поглощать и каждую минуту своего собственного времени и все те "минуты
чужого времени, которыми ей удавалось завладеть.
- Ах, это вы, миссис Таллентс-Смолпис? Здравствуйте! Я все собираюсь
заглянуть к вам, но вы ведь, конечно, всегда так заняты...
Сесилия смотрела на миссис Таллентс-Смолпис и приветливо и
настороженно, своим заранее шутливым тоном как будто ограждая себя от шуток
собеседницы. Миссис Таллентс-Смолпис, которую она уже несколько раз
встречала у Бианкя, вдова известного знатока-коллекционера, состояла
секретарем "Лиги воспитания круглых сирот", вице-президентом общества
"Огонек надежды для девушек в затруднительном положении" и казначеем
общества "Танцевальные четверги для девушек-тружениц". Она, по-видимому,
знала всех, кого стоило знать, и еще многих других, успевала посетить все
выставки, услышать всех музыкантов-исполнителей и побывать на всех
премьерах. Что касается литературы, то миссис Таллентс-Смолпис не раз
признавалась, что писатели нагоняют на нее скуку; впрочем, она всегда готова
была оказать им дружескую услугу, устраивая им у себя встречи с издателями и
критиками, а порой, хотя об этом мало кто знал, ссужала их и деньгами, чтобы
вызволить из "затруднений", в которые они то и дело попадали, но уж после
этого, по собственному ее признанию, она обычно их больше в глаза не видела.
Для миссис Стивн Даллисон эта дама была существом особым, она как бы
являлась рубежом между теми из друзей Бианки, которых она была бы весьма
рада принимать и у себя, и теми, которых ей принимать не хотелось, ибо
Стивн, адвокат, занимающий видное служебное положение, больше всего боялся
показаться смешным. Так как Хилери писал книги и был поэтом, а Бианка
занималась живописью, все их друзья, естественно, были людьми или
интересными, или странными, но, хотя ради Стивна было важно определить, к
какой из этих категорий отнести то или иное лицо, чаще всего оно
принадлежало к обеим. В небольшой дозе такие люди действовали
приятно-возбуждающе, но из-за мужа и дочери Сесилия отнюдь не желала, чтобы
они ходили к ней в дом толпами. Они вызывали в ней сладкое замирание сердца,
похожее на то ощущение, с каким она покупала "Вестминстерскую газету", чтобы
почувствовать биение пульса общественного прогресса: и приятно и немного
страшно.