"Джон Голсуорси. Из сборника "Оборванец"" - читать интересную книгу автора

скота, и одежду из его шерсти, и сосновую мебель, и хлеб в простых печах из
собственной муки, смолотой самым примитивным способом, и сыр из молока своих
коз. Почему он приехал в Англию, он, вероятно, и сам уже не помнил - так
давно это было; но он, вероятно, еще помнил, почему он женился на своей
Доре, дочери плотника из Путни, так как она до сих пор казалась ему верхом
совершенства: это была одна из тех простых лондонских женщин, в которых под
почти непроницаемой маской насмешливости и философского спокойствия
скрывается натура глубоко чувствительная и которые постоянно, с удивительной
простотой, словно не замечая этого, делают добро людям. Супруги прожили в
своем маленьком домике в Путни все эти восемнадцать лет, так и не собравшись
переехать в другой, хотя неоднократно намеревались сделать это ради детей,
которых у них было трое - мальчик и две Девочки. Миссис Гергарт - я буду
называть ее так, потому что муж ее носил весьма типичную немецкую фамилию, а
имена и фамилии имеют куда большее значение, чем мог предполагать даже
Шекспир, - так вот, миссис Гергарт была маленькая женщина с огромными карими
глазами и темными вьющимися волосами, в которых к тому времени, как
разразилась война, уже проглядывали седые нити. Ее сыну Дэвиду, старшему из
детей, было в то время четырнадцать, а девочкам Минни и Виолетте - восемь и
пять, и обе они были премиленькие, особенно меньшая. Гергарт, возможно,
потому, что он был хороший мастер, так и не пошел в гору. Фирма считала его
человеком незаменимым и платила ему довольно неплохо, но он не обладал
"пробивной силой", потому что по характеру своему был
работягой-ремесленником и в свободное время обычно выполнял всякие мелкие
работы у себя дома или у соседей, за что, разумеется, не получал никакого
вознаграждения. И потому они жили скромно, ничего не откладывая на будущее,
ибо для этого нужно думать только о своем кошельке. Но зато они жили
счастливо и не имели врагов; и каждый год в их тщательно прибранном домике и
крошечном садике за домом можно было заметить что-нибудь новое, какое-нибудь
маленькое усовершенствование. Миссис Гергарт, которая была не только женой и
матерью, но и кухаркой, и швеей, и прачкой у себя дома, пользовалась на их
улице, где домики стояли почти обособленно, славой человека, всегда готового
прийти на помощь всякому, на кого обрушилось несчастье или болезнь. Здоровья
она была не особенно крепкого, с тех пор как первые роды прошли у нее не
совсем хорошо, но она обладала той особой силой духа, которая позволяет
видеть вещи такими, каковы они есть, и все же не отчаиваться, что немало
обескураживает Судьбу. Она хорошо сознавала недостатки своего мужа и не
менее ясно видела его достоинства - и супруги никогда не ссорились. С
изумительной объективностью судила она и о характерах своих детей; одного
только она не могла знать наверняка: какими они станут, когда вырастут.
Перед началом войны они как раз собрались отправиться всей семьей в
Маргейт на праздники, и так как это стало бы в их жизни событием почти
небывалым, то, когда поездку пришлось отменить, они представили себе
катастрофу, постигшую мир, с такой ясностью, с какой иначе никогда не могли
бы осознать ее эти домоседы, столь далекие от всей обстановки, в которой
созрели зерна мировой войны. Если не считать случайных замечаний о том, что
война эта ужасна, они только однажды, и притом очень недолго, беседовали о
ее возникновении, лежа на своей железной кровати под неизменным коричневым с
красными полосами стеганым одеялом. Они согласились, что жестоко и
несправедливо было вторгаться в "эту маленькую Бельгию", и на этом
прекратили обсуждать событие, которое казалось им нелепым и безумным