"Глеб Голубев. След Золотого Оленя" - читать интересную книгу автора

плотничает, обтесывает топором короткое бревно. Другой столб уже вкопан в
землю. Что строит плотник? Может быть, дом, полушалаш-полуземлянку, в
каких жили скифы, останавливаюсь на зимовку или для обработки полей?
Как скифы обрабатывали поля, мы могли только предполагать, а теперь
видим воочию: пожилой коренастый скиф тяжело, всем телом навалился на
деревянный плуг, который с явным усилием тащат два вола, запряженных в
уродливое ярмо, сделанное из целой дубовой колоды.
Плуг еще совсем примитивный - просто кусок дубового ствола с торчащим
крепким суком. За этот сук и крепилось ярмо с дышлом. А заостренный край
ствола кое-как, очень неглубоко царапал землю.
Во всех сценках изображены были только мужчины, ни одной женщины -
длинноволосые, усатые, в коротких кафтанах и штанах, заправленных в мягкие
сапоги. Двое были в остроконечных башлыках, остальные с непокрытыми
головами. Художник не упустил ни одной подробности, словно делал
моментальные снимки. Можно было прекрасно разглядеть не только выражение
лиц, но и мельчайшие детали одежды, шитье на кафтанах.
С этими картинками мирной жизни резко контрастировала одна развернутая
сцена, полная драматизма, занимавшая весь средний ряд. Пешие воины с
длинными копьями успешно отражали натиск вражеской конницы. Кони
поднимались на дыбы, воины в остроконечных шапках вылетали из седел,
пронзенные стрелами. Два стрелка из луков натягивали тетивы и целились,
прижавшись спинами друг к другу, заняв, так сказать, "круговую оборону".
Художник изобразил самый напряженный, переломный момент боя. Натиск
врага был еще силен, но уже чувствовалось, что победа за пешими воинами. И
снова было непонятно, каким образом древний художник сумел передать это.
Так же выразительна была и каждая сценка нижнего яруса. Воин с
непокрытой головой о чем-то докладывает сидящему на камне вождю. Тот
слушает внимательно, сумрачно, настороженно, обеими руками тяжело опершись
на копье. Правую ногу вождь вытянул вперед, похоже, она ранена.
А вот длинноусый воин готовится к бою, старательно натягивая на лук
новую тетиву. Маленькая фигурка из драгоценного металла выглядела как
живая, под кафтаном прямо вздулись от напряжения бицепсы. Так и
чувствовалось, как нелегко воину преодолеть сопротивление тугой тетивы.
Две сценки были особенно интересны. Они знакомили нас, видимо, с
искусством древнего врачевания. На одной скифский воин перевязывал
товарищу раненую руку. А на другой некто в пышном уборе - возможно жрец,
склонился над лежащим на земле скифом и что-то делал с его головой. Три
воина, опершись на копья, внимательно следили за операцией.
Из всех оценок слагался как бы связный рассказ о жизни людей, давно
исчезнувших с лица земли, полный таких сочных, впечатляющих подробностей,
что каждую деталь хотелось долго рассматривать и смаковать. Уже одно это
делало найденную столь необычным образом древнюю вазу бесценной. Но она к
тому же была и замечательным произведением искусства. В промежутках между
бытовыми сценками древний художник поместил забавные фигурки бодающихся
козлят и задиристого петуха, наскакивающего на длиннорылого поросенка.
Рядом с совершенно реалистическими были и фигурки каких-то фантастических
птиц, сказочные грифоны терзали вепря, вокруг причудливо переплелись ветви
и листья невиданных растений.
Несомненно, все сценки были изображены с натуры - и не скифом, а
человеком посторонним, пришлым, для которого кочевой быт казался в