"Глеб Голубев. След Золотого Оленя" - читать интересную книгу автора

диковинку. Он явно любовался экзотическими деталями, зорко подметив и
старательно выделяя их. Замечательную вазу сделал, видимо, по специальному
заказу приглашенный в кочевой лагерь, как это было в обычае у скифов,
какой-то талантливый греческий торевт, художник-ювелир, в совершенстве
владевший мастерством и скульптора, и гравера, и резчика.
А вот Золотого Оленя, лежавшего рядом с вазой, создал, конечно,
скифский мастер. Когда-то этот олень, видимо, украшал боевой щит скифского
вождя. Чеканенный из чистого золота, величиной чуть не в полметра, поджав
ноги, гордо выгнув шею и закинув на спину ветвистые рога, он словно
взлетел над землей в стремительном прыжке - да так и замер на века.
Прежде всего воспринималось именно стремительное движение, гордый
полет, так что не сразу замечались некоторые отступления от реализма: у
оленя какие-то причудливые завитки на спине, словно продолжение рогов,
всего две ноги вместо четырех - может; для того, чтобы легче было
взлететь, прыгнуть?
Я уже рассматривал следующую драгоценную находку, а все еще не мог
выпустить Оленя из рук. Какая давно истлевшая в земле красавица носила эти
прекрасные золотые подвески, так непочтительно названные экскаваторщиком
"висюльками"?
Отложив Оленя в сторону, я взял подвески в руки и начал их
рассматривать. Они были тяжелые, в виде маленьких овальных щитов. На
каждом изображено прекрасное женское лицо, гордое, надменное. Длинные
волнистые волосы как бы скрывали плечи женщины, постепенно переходя уже в
чисто декоративное переплетение, вроде рельефного орнамента. Вероятно, это
была какая-то скифская богиня.
Чуть в сторонке на брезенте лежало нечто непонятное, озадачившее меня:
две выгнутые металлические дужки, соединенные клочками грубой кожи. Я
осторожно взял их в руки. Что это могло быть? Металл желтоватый, но совсем
не похож на золото, легкий, тусклый. И кожа почему не истлела?
И тут, заставив меня вздрогнуть от неожиданности, откуда-то сверху
раздался хрипловатый голос:
- Це ж ручка от чемодана. Мы ее выбрасывать не стали. Может, нужна для
выяснения.
Я поднял голову и удивился, увидев, что надо мной склонилось уже
несколько одинаково перепачканных и улыбающихся лиц. Одно из них при более
пристальном рассмотрении показалось мне смутно знакомым. Наверное, это и
был экскаваторщик Працюк, встречавший меня. Но когда успели подойти его
товарищи так, что я не услышал? Не заметил даже, что они растянули надо
мной кусок брезента и держат его, прикрывая находки от дождя. Какие
молодцы!
- А вот бритва. Мы ее в сторонку отложили. Люди говорят - серебряная.
Не может быть, чтобы тоже древняя была, как вы считаете, товарищ
профессор? - сказал Працюк, протягивая мне небольшую коробку. - Больно
хорошо сохранилась. Даже кожа не вся истлела.
Я взял коробочку и стал рассматривать. Она буквально разваливалась в
руках. Из нее высыпались бритвенные принадлежности: старомодный станочек
для безопасной бритвы, мыльница и тазик, пожалуй, в самом деле,
серебряные. Зеркальце совсем потускнело от сырости, из помазка выпали все
волоски. На мыльнице я с трудом различил монограмму из двух причудливо
переплетенных, словно двоившихся заглавных букв "С.С.".