"Геннадий Головин. День рождения покойника (Повесть) " - читать интересную книгу автора

сорок в месяц, учитывая, что у товарища такие, кхм, обстоятельства?
- Пятьдесят, - быстро сказал Вася. - Как инвалиду второй группы.
Цифирь Наумовна кисло поморщилась: такая у ней была амплуа.
- О пятидесяти и речи быть не может. Хотя какую-то сумму, исключительно
временно, изыскать мы, конечно, сможем, но...
- Сорок пять, - сказал Вася.
- Сорок пять, а? - просящим голосом повторил Метастазис. - Жалко ведь
парня-то. Цифирь Наумовна!
- Ой, Спиридон Савельич... - кокетливо поддалась бухгалтер. - Сорок
пять, пропадай моя душа!
- Ну вот и ладушки! - втрое больше Пепеляева обрадовался начальник и
обратился к Василию: - Ну, вот видишь? Иди сейчас с нашим бухгалтером и
получай свою, хе-хе, стипендию. Потом, когда все утрясется, как-нибудь
задокументируем это дело.
- Премного вам благодарны! - с напугавшим всех воплем Василий
переломился вдруг в поклоне. - Прям слов нет, как благодарны мы вашей
милости! - тут он размазал по щекам предполагаемые слезы и хрюкнул носом. -
Внукам рассказывать буду!
- Да... - уже у дверей остановил его Метастазис. - Ты, конечно, можешь
ходить сюда, никто не запрещает, но ты, брат, все же пореже. Не то можем и
поссориться. Раз в месяц - к Цифирь Наумовне за стипендией, а больше - не
надо, Вася, не советую, понял? - Тут у Спиридона присущий ему железный с
заусенцами тембр прорезался. Кончилось кино. - Пей свою бормотуху, Вася,
будь счастлив и не рыпайся. Понял?
Расписавшись у Цифири на пустом бланке: "Мерси. Шапиро", и трижды
пересчитав деньги, Василий вышел на улицу.
Он все еще никак не мог понять, нравится ему все это или не нравится.
То, что в кармане шуршит, безусловно, нравилось. А вот то, что вокруг пальца
обвели, к явно нехорошему делу подшили - это вызывало сложные чувства,
которые, впрочем, путем алгебраических упрощений он быстренько свел к
одной-единственной мысли, но мудрой: "А и хрен со всем этим! Потом
разберемся..."
Тут повеяло откуда-то тройным одеколоном. Пепеляев огляделся и
обнаружил неподалеку от себя серенького, который стоял, индифферентно
облокотившись об заборчик, и обдавал Василия взглядом, аж сияющим от
нежданной радости.
- Чего надо? - грубо спросил Пепеляев.
- Да вот... Нечаянно, можно сказать, встретились... - хихикнул
серенький. - А я сегодня и документик принес! Ей-богу! Можете проверить! - и
протянул Васе картонные какие-то корки.
Фамилия у него оказалась точная - Серомышкин - и был он, оказывается,
членом областного общества "Рыболов-спортсмен".
- Почему за сентябрь не уплочено? - строго спросил Василий.
- У них марок не было, чес-слово! А вы чего в бухгалтерии подписывали?
- Ишь ты... - усмехнулся Пепеляев, - Мышкин-Шаромыжкин, интересуешься?
Тот покорно пожал плечами.
- Бумагу я, брат, подписал. Совсекретную. Поверь, Мышкин!.. - заорал
вдруг Пепеляев блажным голосом, - под пытками заставили! Сюда - электрод,
сюда - плоскогубцы, внутрь - химию (безо всякой закуски!). Завербовали!!!
Должен я им теперь за это расписание автобусов сообщить "Чертовец-Бугаевск".