"Геннадий Головин. День рождения покойника (Повесть) " - читать интересную книгу авторапосле плача, вздохнула: - А то, может, зайдете? До автобуса посидите? Чайку
попьем? Он воодушевленно загундел что-то чрезвычайно согласное. - Только это... - сказала она возле подъезда. - Только без этого... А то, может быть, вы не знаю чего подумали? Веселенькой, как изжога, синенькой краской стены в комнате были накатаны прямиком по бетону. Вид был - точно - как в КПЗ. - Ты че - вербованная, что ли? - сходу брякнул Пепеляев. - Э-э... - она непонятно и недовольно поморщилась. - Второй год уже здесь. Чай пить будешь? - А на хрена? - Тогда раскладушку вон оттуда доставай, ставь. Я сейчас. Когда она вышла, Василий полез не за раскладушкой, а за пазуху, где преданно грелся голубенький эликсир. Предчувствие, что все будет тип-топ, приобрело через минуту железобетонные очертания. Дальше и вправду все было, как в волшебной сказке. Алина ворвалась с улицы хмурая, решительная, чуть ли не злая. Унтер-офицерскими, краткими, раздраженными жестами вмиг постелила ему хурду-мурду на раскладушке. Ать-два! Василий взирал на нее виновато и кротко - как на рассвирепевшую неизвестно с чего службу быта. Не предупреждая, вырубила свет, сказала в темноте: - Мне с семи на дежурство. Давай спать! Василий деликатной ощупью определился в темноте, тоже лег. Все за всех решила раскладушка. С большим человеческим пониманием она оказалась. После первой же пепеляевской попытки повернуться набок, она вдруг трезвон оборванных пружин и - бац! - Василий вдруг обнаружил себя на полу. Занятый катастрофой и руинами, он не сразу и услышал: Алина неудержимо хохочет в подушку: "Ох, ты ж господи! Ох ты ж, боженька мой!.." А потом - через приличное девушке время: - Так и будешь, что ли, на полу валяться? Иди уж с краешку, горе луковое! Горе луковое победно ухмыльнулось во мраке и, натурально, полезло. Проснулся Василий наутро в благолепной санаторной тишине, премного всем довольный. Приятно было сачковать. Все - на работе. А ты - нет. Тишина... Какие-то тихие, слегка отечески пристукнутые мальчики-сопляки воспитанно ковыряются в помойке возле сараев. Окаменелые бабуси цепенеют в окошках - каждая, намертво прикованная к своему подоконнику. Философический козел стоит, посреди двора застывши - зрит в землю, будто вдохновением пораженный... Никто и никуда тебя не погоняет. Никто и никуда! Счастья - в высоком, чересчур уж научном значении этого слова - может быть, и нет. Но зато есть покой и воля. Есть первобытное разгильдяйство во всех членах тела. Есть чуть слышное, дремотное позвякиванье баклуш, там и сям развешанных на ласковом утреннем сквознячке в предвкушении бития... ...В пиджачном кармане верноподданно ждал своего часа "Блик". Правда - загадочное дело! - самочувствие у Василия было с этого утра на удивление нормальное. То ли бугаевский "Блик" гнали из какой-нибудь очень уж благородной древесины, то ли климат здесь был лечебный, но факт: жить, товарищи, совсем даже не тошно было, а - наоборот? |
|
|