"Геннадий Головин. Хельсинки - город контрастов " - читать интересную книгу автора

со своими продажными клевретками, - тут уж такая пролетарская обида меня
обуяла, такое классовое самосознание, что плюнул я на их хваленый паркет,
повернулся и ушел. Сразу, понятно, заблудился, но все же напряг по
обыкновению все силы воли и, натурально, очутился вскорости в тихом таком
шалманчике, который назывался у них красиво, с ленинградской выдумкой:
"Рюмочная".
Нынешнее поколение завтрашних трезвенников, пожалуй, и не помнит уже о
питейных заведениях этого иезуитского типа. Скажу коротко: для пущего
недолива водку здесь выдавали в наперстках грамм по тридцати плюс - для
грабежа - хочешь, не хочешь, бутерброд с котлетой.
Мне как человеку лесотундры зело дивно было все это, но довольно скоро
я, конечно, приспособился. Рюмки сливал в вазочку для салфеток, и уж только
потом, когда набиралось, нормальным, присущим человеку глотком квакал.
С бутербродами, правда, сразу же образовался завал. Употреблять их
внутрь даже мой луженный изнутри, в заполярном исполнении желудок отказался.
Шутки ради и от избытка досуга я бутерброды те только маленько надкусывал -
чтобы потом можно было наглядно следить круговорот котлет в природе. (Ждать
пришлось недолго: уже минут через пятнадцать первый бутерброд с моим
характерным прикусом вернулся ко мне же на стол.)
А вообще-то неплохо было: культурно, тихо, жаль только, что все время
на ногах.
Потом им, видать, моя рожа надоела. Они намекнули, что я чересчур уж
перекрыл лимит потребления на ихнюю душу населения. Я им в ответ, конечно,
тоже намекнул, что я их в гробу видал. И в общем-то оказался прав я, потому
что вышел я от них на улицу, а в соседнем переулке, гляжу - точно такой же
шалман! Только называется по-новому, но тоже с ленинградской выдумкой:
"Бутербродная".
Когда и в "Бутербродной" с лимитами стало худо, неподалеку, по мании
Петра, появилась "Котлетная".
Постоял я там, вышел, а тут опять "Рюмочиная"!
Вы. конечно, догадались: попал я в классический треугольник, не
уступающий Бермудскому, быть может, даже превосходящий его, потому что
оттуда кое-какие корабли кое-как иногда еще выкарабкиваются, а отсюда, из
этого треугольника, шансов благополучно выплыть не было никаких, будь ты
хоть океанский танкер водоизмещением тысяча тонн спирта-сырца.
Неплохо помню, что перед тем, как отключили светильник разума,
шарахались мы по этому маршруту уже вдвоем с каким-то веселым мужичком, судя
по всему - шпионом. Он был, бедолага, тоже до того уже славен и хорош, что
по-русски говорил только "Гут!" И. чуть что, ржал как лошадь. Я ему отвечал,
понятно, тоже иностранно, чтоб было понятней: "Якши! Хинди-руси, бхай, бхай!
Прорвемся! Не трухай!"
И мы, товарищи, на удивление хорошо понимали друг друга, потому что,
правильно говорят, дружба не знает границ и всегда простой человек доброй
воли поймет другого простого человека доброй воли безо всякого на то языка.
Ну, а потом пал на землю мрак алкоголизма!
Затем, согласно законам природы, которые никто не отменял, смотрю,
начинает полегоньку светать в голове... и тут обнаруживаю я себя - матушка
родная Агафья Ивановна! - за рубежом!!
На иностранной какой-то скамеечке сижу, в заграничном каком-то
скверике, в окружении - его ни с чем не перепутаешь! - мира капитала и