"Геннадий Головин. Чужая сторона" - читать интересную книгу автора

где-нибудь завалялся?
- В бумажнике паспорт-то был! - с отчаянием сказал Чашкин, все-таки еще
раз обыскивая карманы.
Восемь копеек отыскал он в кармане пиджака и смятую телеграмму.
- Вот все мои теперь документы! - сказал он, горько рассмеявшись.
- Изосимова! - какая-то женщина подбежала, ухватила Анюту за рукав. -
Срочно к Степанычу! Не слыхала, что ль, по радио выкликали!
- Да погоди ты! - отвечала Анюта. - Человека, вишь ли, подчистую
обокрали.
Та равнодушно отозвалась:
- Пусть в милицию идет... - и снова набросилась на Анюту: - Да беги же
скорее! Он уже испсиховался весь!
Неохотно уступая женщине, которая влекла ее за рукав, Анюта торопливо
говорила уходя:
- В милицию заяви, слышь? Где я тебе давеча показала - будь там. Я тебя
разыщу! Слышишь?
- Слышу, - отвечал Чашкин. - Не глухой, слышу... - отвечал, с усилием
сдерживая слезы.

- Будем искать!
Лейтенант закончил писать протокол и объявил это таким лживо-бодрым
голосом, что ясно было: если и будут искать, то хрен чего найдут.
- Отыщешь его... ветра в поле!
- Ну, это ты зря! Эй, Лихолитов!
Два милиционера в углу азартно играли в шашки. Один из них, самый
молоденький, поднял голову.
- Глянь-ка в ориентировках, товарищ Лихолитов, кто у нас малинкой в
последнее время балуется?
- Слушаюсь! - с шутейной готовностью отозвался молоденький и с
сожалением оглядываясь на доску, пошел к железному шкафу.
"Ах, милка моя, ягодка-малинка!" - напевал он там, перебирая и
рассматривая бумаги.
- Пойду-ка я... - сказал Чашкин с усилием поднимаясь из-за стола.
- Завтра начальство явится - далеко не уходи!
- Не могу я ждать до вашего завтра.
- Куда ж ты без документов, отец?!
- Не могу я до завтра. Мне - мать хоронить.
- Ну смотри... Только ведь, если найдем, будешь нужен!
- Найдете, как же... Пойду я. Спасибо.
- Не за что! - ответил лейтенант, и в ответе том явственно прозвучало
"...баба с возу...".

- Пропадите вы все пропадом! - неизвестно к кому обращаясь, бормотал
Чашкин плаксивым голосом, выбираясь из милиции на улицу. - Пропадом
пропадите все!
- Пропадите пропадом! - продолжал он бубнить про себя и тогда, когда
вместе с десятками других стоял возле решеток ограждения и рассматривал тех,
кого удостоили доверием лететь первым рейсом в Москву.
Решетки ограждения образовывали подобие коридора. Коридор был жестоко и
ясно высвечен ртутным светом прожекторов.