"Агустин Гомес-Аркос. Ана Пауча " - читать интересную книгу автора

чудище, да и она, Ана-нет, выглядит не намного лучше. Ее одежда, кое-как
скрепленная английскими булавками, превратилась в лохмотья. Волосы
подозрительно белесы и грязными прядями выбиваются из-под черного шерстяного
платка, этой неизменной каски на красивой голове воительницы. Лапы собаки с
каждым днем становятся все слабее и слабее, они покрыты ссадинами и
гнойничками в тех местах, где пируют клещи. Подошвы на эспадрильях Ана-нет
совсем отвалились. Кончилось тем, что она обмотала ноги тряпками.
А между тем вокруг них все живет, движется. С фантастической скоростью
проносятся мимо поезда, в мгновение ока пересекают небо самолеты.
Лишь они в безмерном усилии едва волочат ноги, волочат свою усталость.
Они словно стали частью пейзажа железной дороги (того самого пейзажа, на
который бросают рассеянный взгляд пассажиры андалусского экспресса), так же
как дорожные знаки "Переезд", "Поворот" или же столбик с надписью "Мадрид:
400 км".

Видя, что их порции хлеба и сала становятся все меньше, собака, оценив
положение, сделала крюк в сторону: едва Ану Паучу одолел сон, она исчезла и
появилась только на рассвете с огурцом в зубах, появилась как раз тогда,
когда старая женщина обычно просыпается. Оторопев, Ана Пауча посмотрела на
нее, спрашивая себя, неужели эта оскаленная пасть со свисающей сталактитами
слюной означает, что собака плачет от смеха или от радости. Наконец она
обрела дар речи:
- Ладно, ладно! Право, совсем не дурная мысль начать день с огурца.
Некоторые поступают хуже, начинают его, к примеру, с грейпфрута, как
норвежцы. Это мне Педро Пауча рассказывал. Огурец по крайней мере разумно.
Он нашенский. После него мы наверняка пройдем немножко больше. Не так будет
мучить жажда. Поняла?
Она взяла из собачей пасти огурец, вымыла его, окинула оценивающим
взглядом, аккуратно очистила, снимая тончайший слой кожицы, прикинула на
руке, сколько он потянет, и разрезала на две равные части.
- Хорош твой огурец. Очень сочный. Здорово ты выбрала.
Собака, последовав ее примеру, проглотила свою долю.
- Хотела бы я знать, где это тебе удалось отыскать огород без
сторожевого пса и без ограды, утыканной бутылочными осколками?
Они съели свой завтрак и глядят друг на друга влажными глазами.

Несколько часов спустя собака занедужила. Мало радости видеть бедную
животину посреди ее испражнений.
- Предупреждала же я тебя! Ты как дитя, что взбредет в голову, то и
делаешь!
Собака слабо лает, словно желая сказать: "Да, да, я понимаю".
Они снова молча пускаются в путь. Под лучами солнца обнажается
окружающая их красота. Высокие серые скалы теснятся на краю ущелий, куда,
словно лезвие стального ножа в чью-то скрытую от глаз глотку, вклинивается
прозрачный воздух, ивы плачут над голубыми водоемами, в которых утоляют
жажду быки, поля уже почти созревшей пшеницы гигантским золотым обручем
обрамляют горизонт, ленивые облачка походят на взбитые белки, круглыми
скатертями пламенеют заросла мака-самосейки, посвистывают невидимые птицы,
ветряные мельницы напоминают о далеком прошлом, когда по проселочным дорогам
тянулись люди и мулы, а в небе над ними кружили ласточки.