"Агустин Гомес-Аркос. Ана Пауча " - читать интересную книгу автора

Старая женщина и старая собака, они нашли себе пристанище в одном из
тех заброшенных домов, которые по всему миру вехами отмечают путь нищеты.
Там всегда найдется обрывок грязного одеяла, чтобы прикрыть от ночной
сырости поясницу и ноги, помятая миска, чтобы набрать воды, кастрюля без
ручки, закопченная, словно она попала сюда прямо из адской топки,
алюминиевая тарелка, которой, похоже, уже тысяча лет, прищепки для белья,
два почерневших камня - они служат очагом, испещренная надписями стена - она
защищает от ветра, крыша-решето - она создает иллюзию, будто спасает от
дождя.
Иногда на полусорванной с петель двери пожелтевший крест указывает, что
и этот дом не обошла эпидемия. Эпидемия и нищета - давние подруги, они почти
неразлучны.
Наступает ночь. Ана Пауча разжигает огонь, чтобы согреть воды и вымыть
усталые ноги. Она хотела бы рассказать своей собаке историю жизни - такую,
какой она могла бы быть, но никогда не будет, - этого мертворожденного
младенца, тельце которого она попыталась согреть своими руками мойщицы
трупов. Но собаки нет. Такого еще не случалось, чтобы она забыла, как
обычно, вернуться к вечеру. Может, она решила, что лучше каждому идти своей
дорогой, жить на свой страх и риск. Нищета в одиночку - бездонная пропасть,
вздыхая, соглашается Ана-нет. Но нищета вдвоем хуже: это зеркало, которое
безжалостно удваивает ее страшный лик.
Ане становится грустно. Как-то вдруг. Она, привыкшая говорить только
самые необходимые слова, уже подготовила для своей собаки длинное
повествование о тоскливом одиночестве жизни, которая угасла прежде, чем
увидела свет. Она даже решила пойти дальше и преградить дорогу смерти,
нарисовать долгую и увлекательную дорогу славы, которая ждала эту
несостоявшуюся жизнь. Она представляла себе, как говорит своей собаке что-то
вроде того: "Этот малютка будет есть хлеба, сколько пожелает, он всегда
будет светиться радостью, у него будут дети, и дети его детей, и, когда
придет пора он сможет - я клянусь тебе в этом! - выбрать себе место для
могилы, землю, где он найдет вечный покой, кусок мрамора, который его
прикроет, дерево, что осенит его своей тенью. Он будет свободен, вот! Ни
бог, ни человек не смогут заступить ему дорогу!"
Ана-одинокая. Она моет ноги в грязной теплой воде - она, Ана-нет,
привыкшая к соленой морской воде! - и прижимает к животу узелок, где
хранится сдобный, очень сладкий хлебец с миндалем и анисом (пирожное,
сказала бы она). Но в одиночестве, даже в разгар палящего лета она не может
согреться. И тогда она понимает, что это душа у нее оледенела. Уже давно.

Собака в конце концов возвращается. В свете угасающего огня можно
различить ее понурую голову. Мокрая, грязная, собака смотрит на старую
женщину своим невидящем глазом и, похоже, понимает, что та не прочь еще
что-нибудь поесть. Словно окаменев, Ана Пауча согнулась над своим
неразлучным узелком и дрожит. Кусок черного хлеба лежит рядом с нею на
обломке кирпича. Собака смотрит на него. И не улыбается.
Она выходит на минутку и возвращается с утопленным щенком в зубах,
раздувшимся, белым, как молочный поросенок. Наверно, выловила его в болоте.
Она кладет щенка к ногам Аны-нет. И даже хвостом не виляет. Она как бы
говорит Ане: "Вот, возьми, поешь немного мяса".