"Агустин Гомес-Аркос. Ана Пауча " - читать интересную книгу автора

Но это звучит старая песня о войне, которая неожиданно прерывается
приступом кашля.
Когда слепой певец наконец вновь обретает дар речи, он говорит:
- Вот и ты, бабуля! Еще более бедная и более грязная, чем когда-либо!
- Ну и ну! - восклицает Ана Пауча.
Ведь это тот самый слепой певец, что пел на завтраке у его
превосходительства военного губернатора, где она была почетной гостьей.
- От пыли чище не станешь, это уж точно, - отвечает Ана Пауча.
- Именно это я и подумал, увидев, как ты копошишься, словно таракан.
- Как, ты теперь видишь?
- Это просто привычка так говорить. Я тебя не вижу, но слышу. Чувствую
тебя. Ты пахнешь бедностью.
- Я в этом не виновата! - отвечает Ана-нет с некоторой горячностью.
- Не оправдывайся. Бедность тебе к лицу. А их я знаю, этих людей,
сейчас они наверняка опрыскивают себя дорогими духами, пытаясь забыть твой
запах.
Он раскатисто хохочет, и его смех прерывает приступа кашля.
- Не сердись на меня, бабуля. Я говорю это не для того, чтобы обидеть
тебя.
- Я и не сержусь. И потом, меня уже больше ничто не обижает.
Хриплый голос струи заполняет наступившую тишину. Ана Пауча обзывает
себя попугаем, который болтает невесть что. Уж лучше промолчала бы.
- Да нет, все правильно, бабуля. Это на пользу, настаивает зрячий
слепой. - Это на пользу, - повторяет он, - когда человек может выговориться.
Никто тебя не осудит. Уж я - во всяком случае.
Через маленькие, под самой крышей, оконца с разбитыми стеклами утренний
свет заполняет склад. Теперь Ана Пауча может украдкой взглянуть на своего
собеседника. С виду он тоже невзрачен. Лицо скрыто бородой, которую он не
мыл дней десять, не меньше, но он поглаживает ее, словно она шелковая.
Верно, боится порезаться во время бритья, думает Ана-нет. Она смотрит на
него смелее. Он выглядит старше своего возраста. Ему, пожалуй, не больше
пятидесяти. Как малышу. Только ее малыш старался бриться каждый вечер перед
тем, как выйти в море. Он смеясь говорил, что на каком-то дальнем острове
его ожидает сирена, а она не любит бородатых.
- Сколько у тебя было детей? - неожиданно спрашивает слепой, снова
начиная пощипывать струны своей гитары.
- Трое, - отвечает она, словно винясь перед ним.
- Все умерли?
- Нет. Не все. Один остался. Младший. Он в тюрьме.
- Это все одно. Все умерли, - заключает слепой.
Ана Пауча резко поднимается.
- Мне пора. Последние две недели я могу идти только днем. Ночью уже
ничего не вижу.
Из потаенных складок нижних юбок она вытаскивает монетку, может
последнюю, что у нее осталась. Она вкладывает ее в руку слепого музыканта.
- На, возьми. Больше мне нечем тебя одарить. Если бы ты завернул в мою
деревню... раньше... когда я была еще там... я бы тебя покормила. Без всяких
разносолов, конечно, их у меня сроду не бывало. Мне нравится, как ты
играешь. Но песни твои о благородных богачах и справедливых войнах не
нравятся. Нет, не нравятся мне твои песни, - настойчиво повторяет она, беря