"Агустин Гомес-Аркос. Ана Пауча " - читать интересную книгу автора

это было еще в те времена, когда вы жили в Каталонии.

Гитара, прошедшая, как положено, ярмарочную школу, следит за этими
всплесками общественного мнения, подчеркивает наиболее важные, оживляет их,
когда они сникают, возвращает на нужные рельсы, когда они с них сходят.
- Справедливо ли обвинять в скотстве того, кто любит голубя? -
восклицает какая-то дородная респектабельная вдова, и взгляд ее
увлажняется. - Я бы сказала, что любовь к голубю - это, скорее, удел
какого-нибудь поэта. Например, Сан Хуана де ла Круса.
Несмотря на то что странный святой[10] неизвестен присутствующим, по
рядам мужчин прокатывается смех: смех тоже может заменить злой язык. Гитара
призывает к тишине. Воцаряется тишина.
- Этот белый голубь мира, синьорины и сеньоры, дорогие дети, -
продолжает калека, - вел с Тринидадом беседы о совсем иной расе людей.
Его перебивает насмешливый голос:
- О черных!
- А вот и нет, вот и нет! - поет калека на мелодию самбы.
- О пигмеях!
- А вот и нет, вот и нет!
- Об американских солдатах!
- А вот и нет, вот и нет!
- О педерастах!
- Это совсем не смешно, сеньор, то, что вы сказали! - ужасается
укутанная в свои жиры вдова. - Если б у меня был сын, я...
- А вот и нет, вот и нет! - перебивает вдову калека звонким аккордом
своей гитары.
Но ее звуки тонут во всеобщем гомоне.
Солнце начинает покидать площадь, которая снова постепенно одевает
охряные одежды, остатки былого великолепия. Ана Пауча страстно желает, чтобы
все замолчали и послушали наконец историю этого влюбленного в голубя
Тринидада. Ветер, пахнущий смолой, быками и горькой тыквой, незаметно
скользит из улочки в улочку и добирается до самой площади.
Голос калеки поднимается над гулом толпы:
- Это новая раса людей, о которых голубь беседовал с Тринидадом, -
совсем иная раса, раса людей равных, вид доселе пока еще неизвестный.
Изумленное "ах!" невольно вырывается из груди слушателей, выскальзывая
из уст, который на мгновенье перестали дышать, и как бы поднимаясь вверх по
спирали. Скорее, это вздох разочарования, чем энтузиазма. Опасная угроза,
если у тебя нет иной надежды наполнить свою утробу, кроме как милостью
переменчивой публики.
Настороженная беспокойством зрителей, Ана Пауча боится, что история об
удивительной расе новых людей потерпит неудачу. Она мысленно ставит на место
этих равных людей своего мужа и сыновей и уже представляет себе, какими
глазами - прежними глазами, всегда широко открытыми навстречу
неизведанному, - смотрел бы ее сын, малыш, на пришествие этих равных людей,
принадлежащих к новой расе. Страх стискивает ей горло. Изо всех сил она
прижимает к своему пустому животу узелок, в котором хранится очень сдобный,
очень сладкий хлебец с миндалем и анисом (пирожное, сказала бы она). Но она
ощущает только холодное и твердое соприкосновение чего-то сухого. Сухого
живота. Высохшего хлеба.