"Витольд Гомбрович. Космос" - читать интересную книгу авторафотографии, они прекрасно получились, после ужина покажет...
- Забавный феномен, - закончил Фукс рассказ о том, как мы по дороге сюда нашли в кустах воробья. - Повешенный воробей! Воробья вешать! Кто-то явно переборщил! - Переборщил, конечно, переборщил! - поддакнул пан Леон со всей любезностью и готовностью, потому что был полностью согласен. - Переборщил борщок, будьте уверены, ти-ри-ри, форменный садизм! - Это хулиганство! - коротко и ясно высказалась пани Кубышка, снимая нитку с его рукава, а он сразу с готовностью подтвердил: - Хулиганство. - На что Кубышка: - Тебе всегда нужно спорить! - Ну, да же, да, Манюся, я и говорю, хулиганство! - А я говорю, что хулиганство! - выкрикнула она, будто он говорил что-то другое. - Вот-вот, хулиганство, я и говорю, хулиганство... - Сам не знаешь, что говоришь! И она поправила у него уголок платка, выглядывающего из кармана. Из буфетной вынырнула Катася, чтобы убрать тарелки, и ее вывернутая, скользко скошенная губа появилась вблизи губ напротив меня, - этого момента я с нетерпением ждал, но сдерживал себя, отворачивался в Другую сторону, только бы ни на что не влиять, не вмешиваться... чтобы эксперимент прошел совершенно объективно. Губы сразу начали "соотноситься" с губами... я видел, что одновременно и муж ей что-то говорил, и пан Леон вставлял свои замечания, и Катася хлопотала по хозяйству, а губы соотносились с губами, как звезда со звездой, и это созвездие губ подтверждало мои ночные бредни, которые я уже хотел отбросить... но губы с губами, эта выскальзывающая них действительно было что-то общее! Меня охватило судорожное напряжение: ведь у губ, не имеющих ничего общего, было, однако, что-то общее, - этот факт меня ошеломил и опрокинул в еще большую, невероятную рассеянность, - где все пронизано ночью, омыто вчерашним и мрачным. Людвик вытер губы салфеткой и, аккуратно сложив ее (он казался очень чистым и пристойным, однако эта чистота могла быть и грязной), сказал своим баритональным басом, что и он с неделю назад заметил в одной из придорожных рощиц повешенного цыпленка, - но не обратил на это особого внимания, тем более что через пару дней цыпленок исчез. - Чудненько, - изумился Фукс, - повешенные воробьи, развешенные цыплята, может, конец света близок? На какой высоте висел этот цыпленок? И далеко ли от дороги? Он спрашивал, потому что Дроздовский терпеть его не мог, и он ненавидел Дроздовского, и делать было нечего... И он съел редиску. - Хулиганство, - повторила пани Кубышка. Она поправила хлеб на блюде жестом хорошей хозяйки и кормилицы. Смахнула со стола крошки. - Хулиганье! Развелось шпаны малолетней, делают что хотят! - Вот именно! - согласился Леон. - В том-то и штука, - бледно заметил фукс, - что и воробей и цыпленок были повешены на высоте руки взрослого человека. - Что? Если не хулиганы, то кто же? Паночек думает, что это маньяк? Маньяки-сопляки! Не слышал я ни о каких маньяках в наших палестинах. Он замурлыкал свое "ти-ри-ри" и с увлечением принялся катать хлебные шарики - внимательно разглядывал их, расставлял рядами на скатерти и т. п. Катася пододвинула Лене пепельницу с проволочной сеткой. Лена отряхнула |
|
|