"Витольд Гомбрович. Космос" - читать интересную книгу автора

фотографии, они прекрасно получились, после ужина покажет...
- Забавный феномен, - закончил Фукс рассказ о том, как мы по дороге
сюда нашли в кустах воробья. - Повешенный воробей! Воробья вешать! Кто-то
явно переборщил!
- Переборщил, конечно, переборщил! - поддакнул пан Леон со всей
любезностью и готовностью, потому что был полностью согласен. - Переборщил
борщок, будьте уверены, ти-ри-ри, форменный садизм!
- Это хулиганство! - коротко и ясно высказалась пани Кубышка, снимая
нитку с его рукава, а он сразу с готовностью подтвердил: - Хулиганство. - На
что Кубышка: - Тебе всегда нужно спорить! - Ну, да же, да, Манюся, я и
говорю, хулиганство!
- А я говорю, что хулиганство! - выкрикнула она, будто он говорил
что-то другое.
- Вот-вот, хулиганство, я и говорю, хулиганство...
- Сам не знаешь, что говоришь!
И она поправила у него уголок платка, выглядывающего из кармана.
Из буфетной вынырнула Катася, чтобы убрать тарелки, и ее вывернутая,
скользко скошенная губа появилась вблизи губ напротив меня, - этого момента
я с нетерпением ждал, но сдерживал себя, отворачивался в Другую сторону,
только бы ни на что не влиять, не вмешиваться... чтобы эксперимент прошел
совершенно объективно. Губы сразу начали "соотноситься" с губами... я видел,
что одновременно и муж ей что-то говорил, и пан Леон вставлял свои
замечания, и Катася хлопотала по хозяйству, а губы соотносились с губами,
как звезда со звездой, и это созвездие губ подтверждало мои ночные бредни,
которые я уже хотел отбросить... но губы с губами, эта выскальзывающая
мерзость скошенного выверта с мягкими и чистыми сжатыми-открытыми... будто у
них действительно было что-то общее! Меня охватило судорожное напряжение:
ведь у губ, не имеющих ничего общего, было, однако, что-то общее, - этот
факт меня ошеломил и опрокинул в еще большую, невероятную рассеянность, -
где все пронизано ночью, омыто вчерашним и мрачным.
Людвик вытер губы салфеткой и, аккуратно сложив ее (он казался очень
чистым и пристойным, однако эта чистота могла быть и грязной), сказал своим
баритональным басом, что и он с неделю назад заметил в одной из придорожных
рощиц повешенного цыпленка, - но не обратил на это особого внимания, тем
более что через пару дней цыпленок исчез. - Чудненько, - изумился Фукс, -
повешенные воробьи, развешенные цыплята, может, конец света близок? На какой
высоте висел этот цыпленок? И далеко ли от дороги?
Он спрашивал, потому что Дроздовский терпеть его не мог, и он ненавидел
Дроздовского, и делать было нечего... И он съел редиску.
- Хулиганство, - повторила пани Кубышка. Она поправила хлеб на блюде
жестом хорошей хозяйки и кормилицы. Смахнула со стола крошки. - Хулиганье!
Развелось шпаны малолетней, делают что хотят!
- Вот именно! - согласился Леон.
- В том-то и штука, - бледно заметил фукс, - что и воробей и цыпленок
были повешены на высоте руки взрослого человека.
- Что? Если не хулиганы, то кто же? Паночек думает, что это маньяк?
Маньяки-сопляки! Не слышал я ни о каких маньяках в наших палестинах.
Он замурлыкал свое "ти-ри-ри" и с увлечением принялся катать хлебные
шарики - внимательно разглядывал их, расставлял рядами на скатерти и т. п.
Катася пододвинула Лене пепельницу с проволочной сеткой. Лена отряхнула