"Витольд Гомбрович. Космос" - читать интересную книгу автора

Я, следовательно, учитывал такую возможность. И взгляд Фукса,
направленный на меня сверху, оказывал мне содействие. Чтобы не возбуждать
подозрений, двигался я очень осторожно и продуманно, сначала прошелся
граблями по газону, а потом, как бы изнемогая от жары, бросил грабли, придав
им незаметно ногой нужное направление. Эти предосторожности делали мое
сотрудничество с Фуксом более тесным, чем это входило в мои намерения, я
потел здесь почти как его раб. В конце концов мы установили направление
стрелки - линия тянулась до самого сарая с инструментами, туда, где участок
заканчивался стеной, а сад переходил в пустырь, частично забросанный
обломками кирпичей и разным мусором. Мы медленно продвигались в ту сторону,
иногда сворачивая будто бы для того, чтобы поближе рассмотреть цветы и
травы, иногда останавливаясь как бы для беседы и оживленной жестикуляции, но
при этом, чтобы не упустить чего-нибудь важного, мы внимательнейшим образом
все осматривали. От грядки к грядке, от веточки к камешку, с опущенными
глазами, сверлящими землю, которая демонстрировала нам себя, серую,
желтоватую, темно-бурую, унылую, причудливую, сонную, монотонную, пустынную,
но твердую. Я отер пот с лица. Пустая трата времени, и только!
Мы находились вблизи стены... но тут и остановились в полной
беспомощности... преодолеть оставшиеся десять метров показалось нам делом
трудным, слишком рискованным! До этого наша экспедиция по саду под взглядами
окон была относительно легкой - каких-то сто метров по равнине, - но и
сложной своей скрытой сложностью, которая превращала ее почти в
восхождение, - и вот теперь сложность все более крутого и
головокружительного маршрута резко возросла, мы как бы подбирались к
вершине. Какая высота! Он присел на корточки, делая вид, что рассматривает
червяка, и вот так, на корточках, будто бы вслед за червяком, и добрался до
стены; я свернул в сторону, чтобы, попетляв, присоединиться к нему окольным
путем. Мы оказались у стены, на самом конце участка, в углу за сараем.
Жарко. Некоторые травинки, поднявшиеся выше других, покачиваются на
сквознячке, по земле ползет жук, под стеной птичий помет - жарко, но
по-другому, и запах другой, похожий на ссаки, а мне привиделись
дали-дальние, это было так далеко, будто мы путешествовали долгие месяцы,
пока добрались сюда за тысячи миль, на край света, - попахивало теплой
тухлятиной, невдалеке раскинулась мусорная куча, дождевая вода промыла под
стеной сточную канаву - стебельки, былинки, щебенка - комки, шматки,
камешки - что-то желтое... Опять жарко, но иначе, по-новому... да, да-да...
наше присутствие в этом углу с его особой жизнью привязывало нас к той
темнохолодной чащобе с картонкой, жестянкой - с воробьем - силой того, что
та даль как бы откликнулась в этой, - и наши поиски здесь оживились.
Трудная задача... ведь даже если здесь и скрывалось что-то такое, на
что указывала стрелка там, на потолке в нашей комнате, то как же отыскать
это в хаосе битого кирпича, зарослей сорняков, в щебне и мусоре,
превосходящих количественно все, что можно себе представить на стенах и
потолках. Угнетающее обилие связей и комбинаций... Сколько предложений можно
составить из тридцати трех букв алфавита? А сколько значений может быть у
сотен и сотен сорных трав, обрывков, обломков и мусора? Доски сарая и стена
также давили своей множественностью и безликостью. Меня так утомило все это.
Я выпрямился и взглянул на дом и сад - их крупные единообразные формы
гигантских мастодонтов мира вещей восстанавливали покой и порядок, - и я
отдыхал. Нужно возвращаться. Я должен был сказать об этом Фуксу, но его