"Витольд Гомбрович. Космос" - читать интересную книгу автора

блеске, невозможно было сосредоточиться, лазурь небес выкатывала круглые
облачка, пухленькие и безупречные. Я погрузился в конспекты - после
вчерашних излишеств овладела мною строгость, аскетизм, отвращение ко всякого
рода странностям. Пойти к палочке? Проверить, не случилось ли чего
новенького, особенно после тайного предупреждения Фукса вчера, за ужином,
что палочка и нитка нами обнаружены?... Меня удерживало отвращение к этой
истории, безобразной, как недоношенный плод. Я зубрил, охватив голову
руками, но при этом знал, что Фукс меня выручит и сходит к палочке, хотя он
и не пытался заговорить со мной об этом - тема была уже нами исчерпана, - я
знал, что внутренняя опустошенность заставит его пойти туда, к стене. И
зарылся в конспекты, а он покрутился по комнате и наконец ушел. И вернулся.
Мы, как всегда, съели второй завтрак у себя в комнате (принесла Катася), он
ничего не говорил... только около четырех, после полуденной дремы, он
отозвался с кровати:
- Иди сюда, я тебе кое-что покажу.
Я не ответил - мне хотелось унизить его, - отсутствие ответа означало
самый обидный ответ. Он униженно молчал, настаивать не осмеливался, но время
шло, я начал бриться и наконец спросил его: - Есть что-нибудь новенькое? -
Он ответил: - И да, и нет. - Когда я закончил с бритьем, он сказал: - Ну,
иди же, покажу кое-что. - Мы вышли с соблюдением уже привычных
предосторожностей по отношению к дому, который следил за нами своими окнами.
Подкрались к палочке. Повеяло жаром стены и запахом ссак или яблок, здесь
же, рядом, была сточная канава с желтой пожухлой травой... даль дальняя,
край света, особая жизнь в знойной, звенящей тишине... Палочка была такой
же, какой мы ее оставили, висела на нитке.
- Взгляни-ка вот на это, - он указал на кучу хлама в открытых дверях
сарая. - Видишь что-нибудь?
- Ничего.
- Ничего?
- Ничего.
- Совсем ничего?
- Ничего.
Он стоял передо мной и надоедал - и мне, и себе.
- Взгляни на это дышло.
- А что?
- Ты его вчера видел?
- Может быть.
- Оно лежало точно так же? Или со вчерашнего дня его направление
изменилось?
Он надоел - иллюзий на этот счет у него не было - от него исходил
фатализм человека, который вынужден надоедать, он стоял под стеной, и все
это было бессмысленно до предела, бесполезно. Но он настаивал: -
Вспомни... - А я понимал, что настаивает он со скуки, от этого и мне было
скучно. Желтый муравей маршировал по сломанному дышлу. Наверху стебли
какой-то травы чисто вписывались в пространство, я не помнил, как я мог
запомнить, может, дышло изменило направление, а может, нет... Желтый
цветочек.
Он не сдавался. Стоял надо мной, над душой. Неприятно, что в этом
отдаленном месте пустота нашей скуки встречала пустоту этих так называемых
знаков, улик, не являющихся уликами, весь этот вздор - две пустоты и мы