"Витольд Гомбрович. Космос" - читать интересную книгу автораблеске, невозможно было сосредоточиться, лазурь небес выкатывала круглые
облачка, пухленькие и безупречные. Я погрузился в конспекты - после вчерашних излишеств овладела мною строгость, аскетизм, отвращение ко всякого рода странностям. Пойти к палочке? Проверить, не случилось ли чего новенького, особенно после тайного предупреждения Фукса вчера, за ужином, что палочка и нитка нами обнаружены?... Меня удерживало отвращение к этой истории, безобразной, как недоношенный плод. Я зубрил, охватив голову руками, но при этом знал, что Фукс меня выручит и сходит к палочке, хотя он и не пытался заговорить со мной об этом - тема была уже нами исчерпана, - я знал, что внутренняя опустошенность заставит его пойти туда, к стене. И зарылся в конспекты, а он покрутился по комнате и наконец ушел. И вернулся. Мы, как всегда, съели второй завтрак у себя в комнате (принесла Катася), он ничего не говорил... только около четырех, после полуденной дремы, он отозвался с кровати: - Иди сюда, я тебе кое-что покажу. Я не ответил - мне хотелось унизить его, - отсутствие ответа означало самый обидный ответ. Он униженно молчал, настаивать не осмеливался, но время шло, я начал бриться и наконец спросил его: - Есть что-нибудь новенькое? - Он ответил: - И да, и нет. - Когда я закончил с бритьем, он сказал: - Ну, иди же, покажу кое-что. - Мы вышли с соблюдением уже привычных предосторожностей по отношению к дому, который следил за нами своими окнами. Подкрались к палочке. Повеяло жаром стены и запахом ссак или яблок, здесь же, рядом, была сточная канава с желтой пожухлой травой... даль дальняя, край света, особая жизнь в знойной, звенящей тишине... Палочка была такой же, какой мы ее оставили, висела на нитке. сарая. - Видишь что-нибудь? - Ничего. - Ничего? - Ничего. - Совсем ничего? - Ничего. Он стоял передо мной и надоедал - и мне, и себе. - Взгляни на это дышло. - А что? - Ты его вчера видел? - Может быть. - Оно лежало точно так же? Или со вчерашнего дня его направление изменилось? Он надоел - иллюзий на этот счет у него не было - от него исходил фатализм человека, который вынужден надоедать, он стоял под стеной, и все это было бессмысленно до предела, бесполезно. Но он настаивал: - Вспомни... - А я понимал, что настаивает он со скуки, от этого и мне было скучно. Желтый муравей маршировал по сломанному дышлу. Наверху стебли какой-то травы чисто вписывались в пространство, я не помнил, как я мог запомнить, может, дышло изменило направление, а может, нет... Желтый цветочек. Он не сдавался. Стоял надо мной, над душой. Неприятно, что в этом отдаленном месте пустота нашей скуки встречала пустоту этих так называемых знаков, улик, не являющихся уликами, весь этот вздор - две пустоты и мы |
|
|