"Витольд Гомбрович. Космос" - читать интересную книгу автора

карабкаться по этому жесткому и колючему чудищу. Пробиться к Лене! Вломиться
к Лене... отголоски той попытки пробиться и вломиться колотились во мне, и я
снова пробивался... и все недавнее: комнатка Катаси, фотография, шпильки,
колотящаяся над бревном Кубышка - все отступило перед главным и
единственным - необходимостью пробиться к Лене. Я осторожно перелезал с
ветки на ветку, выше и выше.
Нелегко это было и продолжалось довольно долго, а любопытство
лихорадочно подгоняло: увидеть ее, увидеть ее - увидеть ее с ним - что я
увижу?... После этого грохота и стука - что я увижу? Во мне дрожала недавняя
бешеная дрожь перед ее дверью. Что я увижу? Вот показался потолок и верхняя
часть стены с лампой.
Наконец я увидел.
И остолбенел.
Он ей чайник показывал.
Чайник.
Она сидела на стульчике, у стола, с полотенцем, наброшенным на плечи
как шаль. Он, стоя в жилетке, держал в руке чайник и ей показывал. Она
смотрела на чайник. Что-то говорила. И он говорил.
Чайник.
Я ко всему был готов. Но не к чайнику. Необходимо знать, когда капля
переполняет чашу. Когда уже "слишком". Случается такой переизбыток
реальности, такое ее разбухание, что это уже невыносимо. После стольких
предметов, которые я и сосчитать бы не смог: игл, жаб, воробья, палочки,
дышла, пера, корки, картонки и т. д., и т. п. - камешки, сетка, проволока,
кровать, комки, зубочистка, цыпленок, волдыри, заливы, острова, игла и так
далее, далее и далее, до изнурения, до пресыщения, теперь этот чайник как
снег на голову и ни к селу, ни к городу, сам по себе, бесплатное приложение,
как изысканность бедлама, роскошь хаоса. Хватит. У меня горло перехватило.
Чайник мне не проглотить. Я не справлюсь. Хватит уже. Надо возвращаться.
Домой.
Она сбросила с плеч полотенце. Кофточки на ней не было. Нагота ее
грудей и плеч оглушила меня. И этой верхней наготой она принялась стаскивать
чулки, муж снова заговорил, она ответила, сняла второй чулок, он оперся
ногой о стул и расшнуровывал ботинок. Я отложил возвращение, решил, что
теперь-то я дознаюсь, какая она, какая она с ним голенькая: ничтожная,
подлая, грязная, скользкая, похотливая, святая, нежная, чистая, преданная,
свежая, прелестная, а может быть, кокетка? Может, ветреница? Или серьезная?
А может, просто упрямая или разочарованная, томная, вялая, горячая, хитрая,
злая, ангельская, робкая, бесстыжая, грубая, наконец-то я увижу! Уже бедра
показались, одно, второе, сейчас я что-нибудь да узнаю, наконец-то дознаюсь,
что-то, в конце концов, прояснится...
Чайник.
Он взял чайник, переставил его со стола на полку и подошел к двери.
Свет погас.
Я всматривался, хотя ничего не видел, глазами незрячими, впившимися в
темень ямы, я все еще высматривал, что они могли там делать? Что они делали?
И как делали? Там сейчас все что угодно могло происходить. Не было
невозможного для них прикосновения или движения, но темнота оставалась
непроглядной и неразгаданной, она извивалась или не извивалась, или
стыдилась, или любила, или вообще ничего, или что-то другое, или гнусность,