"Витольд Гомбрович. Космос" - читать интересную книгу автора Но мое раздражение вскоре обернулось удовлетворением. Ведь она, прошу
понять меня правильно, оказалась слишком незначительной даже по сравнению с котом и этого стыдилась, я был уверен, стыдилась кота! Ах! Слишком мелкая для всего, на вершок меньше, чем это необходимо, она годилась только для любви, ни для чего больше, и поэтому стыдилась кота... она знала, что все, к ней относящееся, должно иметь привкус любви... и хотя она не догадывалась - кто - но ведь кота она стыдилась, потому что кот был ее котом и имел к ней отношение... Но ее кот был и моим котом, мною задушенным. То есть он был нашим общим котом. Блевать иль наслаждаться? Леон спросил: - Вам ничего не известно? Кто, как? Вы ничего не заметили? - Нет, я ничего не заметил, вчера гулял до поздней ночи, вернулся далеко за полночь, вошел прямо через крыльцо, понятия не имею, висел тогда уже кот или нет. - По мере произнесения этих лживых слов мне все больше удовольствия доставляло вводить их в заблуждение, я уже не с ними, я против них, на той стороне. Как если бы кот перебросил меня с одной стороны медали на другую, в иную сферу, где властвовали тайны, в сферу иероглифов. Нет, я был не с ними. Меня разбирал смех при виде Фукса, занятого активными поисками следов под стеной и выслушиванием моих лживых показаний. Я знал тайну кота. Я был виновником. - Повесить! Где это видано, кота вешать! - в ярости закричала Кубышка и притормозила, будто в ней что-то сломалось. Из кухни вынырнула Катася и пошла к нам через грядки. Ее "манерные" ощущала на себе нечто родственное этой пасти, и я испытал внезапное удовлетворение, будто мой кот еще основательнее обжился на той стороне. Губа приближалась к котяре, и у меня рассеялись все сомнения в связи с ее фотографией, такой невинной, она приближалась со скользким вывертом, ущербная и мерзкая, наблюдалось странное сходство в свинстве - и нечто вроде ночной темной дрожи пробежало у меня по пояснице. Одновременно я не спускал глаз с Лены - и каково было мое удивление, мое тайное потрясение или, уж не знаю, восхищение, мое смятение, когда я почувствовал, что стыд Лены возрастает с восшествием над котом этого губоротого извращения. У стыда странная природа, упрямая, защищаясь от чего-то, он втягивает это нечто в сферу глубоко интимную и личную - так и Лена, стыдясь кота и губы с котом, приобщала их к тайнам своей личной жизни. И благодаря ее стыду кот соединился с губой, как один зуб шестерни сцепляется с другим зубом! Но мой торжествующий, хотя и беззвучный, крик сопровождался стоном, какими дьявольскими кознями эта свежая и наивная красота могла вбирать в себя всякую мерзость... и стыдом своим укреплять мои химеры! В руках у Катаси была коробка - наша коробка с жабой - ах, Фукс, очевидно, забыл ее забрать, когда мы уходили! - Это я нашла у себя в комнате, на окне лежало. - Что в этой коробке? - спросил Леон. Катася приподняла крышку. - Жаба. Леон замахал руками, но тут неожиданно энергично вмешался Фукс. - Простите, - сказал он и забрал у Катаси коробку. - Это потом. Это выяснится. А сейчас я бы попросил вас, господа, пройти в столовую. Нужно поговорить. |
|
|