"Анатолий Гончаров. Император умрет завтра [И]" - читать интересную книгу автора

Директория считала, что главным театром военных действий весенне-летней
кампании 1796 года будет западная и юго-западная Германия, через которую
Французским войскам предстоит вторгнуться в коренные австрийские владения. С
этой целью готовились лучшие, отборные части, куда были направлены самые
сильные военные стратеги и военачальники во главе с генералом Моро. Для этой
армии не щадили средств. Она была экипирована и вооружена не хуже штирийской
гвардии Габсбургов. А Наполеон Бонапарт - это так, отвлекающий маневр.
Правда, на редкость удачный маневр, в результате которого кошельки военных,
полувоенных и всяческих иных аферистов полновесно позванивали итальянским
золотом, а сотни лучших творений искусства, включая картины старых мастеров
эпохи Ренессанса, переселились из итальянских соборов и музеев в
аристократические парижские салоны.
Генерал Бонапарт вообще не занимал бы умы высокой Директории, так как
даже содержание своей армии он взвалил на плечи безжалостно эксплуатируемой
им Северной Италии. Война кормилась войной, и это устраивало всех. Однако
одно обстоятельство довольно сильно беспокоило Барраса. В поверженной Италии
Бонапарт вел себя не как генерал - один из многих во Французской Республике
-и даже не как командующий экспедиционной армией. Он, по-видимому, ощущал
себя там государем. И вел себя соответственно своим представлениям об этом.
Ладно его язвительные донесения и бесконечные требования к верховным
правителям Франции. Бог с ним и с его непомерным честолюбием, но кто дал ему
право чувствовать себя... владыкой?
Пока парижские газеты на все лады расписывали беспримерную жестокость и
полководческий авантюризм безвестного генерала, замыкаясь пропагандистским
пафосом между мостом через Адду и Аркольским мостом через реку Адидже, где
Бонапарт в кровопролитном трехдневном бою с главными силами австрийской
империи повторил смой подвиг при штурме моста в Лоди и точно так же бросился
вперед, только на сей раз со знаменем и руках, поскольку знаменосец был
сражен наповал у него на глазах, - пока газеты испытывали инфантильную
потребность в благоговении перед блеском отечественной демократии, Наполеон
Бонапарт творил большую европейскую политику, не слишком интересуясь при
этом мнением Директории: "Батальоны всегда правы".
Париж еще только раздумывал, на каких условиях заключить мир с
Габсбургами, чтобы не раздосадовать никого из европейских монархов, а
генерал Бонапарт уже подписывал его на своих условиях: "Европа - это старая
распутница, которая привыкла, чтобы ее насиловали".
Директория обстоятельно изучала подходящий вариант сворачивания
итальянской кампании, дабы бесчинствами зарвавшегося корсиканца окончательно
не разгневать его святейшество папу Пия VI, а Бонапарт уже гнал из Мантуи
папские войска. Причем с такой быстротой, что посланный преследовать Жюно не
мог настичь их в течение двух часов. Небольшой отряд Жюно подгонял себя
злостью, пока погоня не увенчалась успехом. Половину беглецов изрубили, а
другую взяли в плен: "Этим пилигримам повезло, мой генерал. Они увидели
вас!"
Только теперь Гойе, Мулен и Роже Дюко, достойные властители Франции,
осознали смысл фразы, сказанной Баррасом: "А потом он вернется в Париж".
И что будет с ними?
Но в Париж Бонапарт пока не спешил. Несмотря на то, что австрийцы
методично били обласканную Директорией республиканскую армию, споткнувшуюся
па Рейне, Вена спешно паковала чемоданы, ибо антихрист" слышался ей уже "при