"Олесь Гончар. Берег любви (Роман)" - читать интересную книгу автора

матери... Курсантов нареченные ждут. С букетами цветов будут часами
стоять, выглядывая, когда он появится из-за горизонта, этот их высокий,
белоснежный красавец! Лучше, если бы он пришел при полном солнце, в ясный
день, когда наполненные ветром паруса аж сияют,- тогда людям есть на что
посмотреть и фотографам из кинохроники нашлась бы работа! Однако на сей
раз после шторма не могли дать нужных узлов, поэтому пришли поздней ночью,
когда на посветлевшем небе уже и утренняя заря занялась, и повеял свежий
заревой ветерок.
Но и в этот поздний час у причалов их ждали. Даже Ягнича вышел
встречать друг-механик, не забыл, не проспал.
Сидит Ягнич под шатром виноградным, забивает с другом "козла". Играют
молча, сосредоточенно, серьезно.
- Если проиграешь, Гурьевич,- говорит после тридцатой партии
друг-механик,- быть тебе на Арктической.
Давильня тебя давно ждет.
Не отзывается Ягнич и на это: свои, не для разглаше-5 ния, мысли
ворочаются в голове. Была у него тут одна:
знакомая (правда, зовут се не тетя Мотя, а тетя Клава, ила просто
Клава-морячка), и вот не застал, доконали ее дочьалкоголичка с зятем.
Вдова погибшего во время войны моряка (служил старшиной на сторожевом
катере) и сама с незаурядным стажем труженица флота, Клава малопомалу, но
с каждым годом все более видное место занимала в мире Ягничевых мыслей.
Ходил дважды с ней в рейс:
один раз по Средиземному, а во второй - вокруг берегов Африки - на
камбузе работала Клава-морячка. Вот она уж для Ягнича черных груш но
жалела! Выйдет, бывало, Ягнич из мастерской, наработавшись как следует,- а
выходит он, не глядя на часы, всегда вовремя, секунда в секунду, курсанты
смеются: "По Ягничу, как по Канту, можем время сверять". Выйдет - и прямо
к камбузу.
Когда перебросится с ней словом, а когда и нет, потому что Клава обычно
занята своими делами, в таком случае Ягнич сядет на стульчике у входа в
камбуз и смотрит, как она работает. Случалось, и долго так просиживал.
Конечно, толки пошли, шуточки. Хотя ничего там между ними такого не было,
на что иногда намекают, глупости разные городят, чтобы позабавиться. Чисто
товарищеские чувства манили их друг к другу, чувства взаимной поддержки,
потребность душевной опоры, которая нередко объединяет одиноких людей на
склоне лет крепче иных всяких уз, прочнее, пожалуй, чем иногда в молодости.
И вот нету Клавы-морячкп. Еще одна добрая душа отошла. Как говорится,
снаряды ложатся все ближе и ближе...
Судно стало на ремонт. Пока его на заводском причале раздевали донага и
выворачивали наизнанку, Ягнича тоже не оставили в покое - таскали по
медкомиссиям. Одни находили одно, а другие - другое, и все это заварилось
изза той несчастной, обещанной капитаном путевки: по иным неразумным
рассуждениям получалось, будто это он, Ягнич, сам ее добивался, чуть ли не
обманом хотел заполучить. Ну а уж за путевкой сейчас же прицепилось другое
- годен ли вообще старик к трудовой деятельности. Давайтека, мол, его
хорошенько прокомиссуем. Исписали горы бумаг, описали печень и селезенку;
какие-то девки здоровые, как кобылицы, словно развлекались, заставляли
Ягнича закрывать и раскрывать глаза, дышать, приседать, вставать... Били
молотками по ногам! В "нервном" кабинете он даже не выдержал, взбунтовался