"Олесь Гончар. Позднее прозрение (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

невзрачной внешностью, под тем неуклюжим меховым балахоном трепещет
нежная, легкоранимая, поэтическая душа... Та самая, что столь тонко,
проникновенно, с такой страстью сумеет .потом воспеть людей экспедиции,
отдаст должное также и тебе, твоей энергии, воле, личной стойкости... Об
этом первыми и вспомнили здешние пионеры, встретив тебя с цветами.
Какая-то девчушка, смешно шепелявя (точь-в-точь как тот се земляк), все
допытывалась:
- Скажите, вы - прообраз? Это вас он вывел в образе главного героя
"Полярной поэмы"?
- В образе того белого медведя, от которого вся экспедиция стонала? -
попробовал было отшутиться Иван Оскарович, но шутка его не дошла до
школьников, они взялись его еще и успокаивать:
- В поэме вы вполне положительный, это совершенно ясно! Воплощение
железной воли, силы. Это же вы с тракторным поездом пробиваетесь сквозь
пургу, спешите на помощь тем двоим?
Стрекочут кинокамеры, запечатлевая твое прибытие, вот ты уже среди
родственников поэта и невольно оказываешься таким, каким тебя хочет видеть
этот рыбачий край.
Для всех собравшихся здесь ты не просто бывалый полярник, арктический
командарм, гроза подчиненных - в представлении этих людей ты еще и
задушевный друг поэта, тот, кто поддерживал его в необычных условиях
экспедиции, не раз его подбадривал, облегчал его существование, и он тобе,
быть может, первому доверительно читал свои вдохновенные строки... "Но
ведь он тогда как поэт совсем еще для меня не существовал,- хотелось Ивану
Оскаровичу внести ясность.- В своем творчестве поэт, земляк ваш, раскрылся
позднее, а тогда был просто чудаком с корреспондентским билетом, посланным
сопровождать экспедицию, был одним из тех неприспособленных,
необязательных при тебе людей, которых порой не знаешь, куда и приткнуть".
В большой экспедиции почти всегда находится несколько таких, будто и
нужных для порядка, но больше путающихся под ногами, налипших, как морская
мелюзга на тело корабля, и ты должен их нести на себе. При первой с ним
встрече Иван Оскарович даже не скрыл удивления: как мог такой хилый,
болезненного вида человек очутиться в экспедиции, где нужны люди
двужильные, сто раз закаленные...
Потом уже станет известно, сколько настойчивости проявил сей субъект,
добиваясь права участвовать в полярном вашем походе, когда могучая страсть
вела его, побуждала преодолевать множество препятствий, пока он в конце
концов, вооруженный корреспондентским билетом, едва держась на ногах после
шквалов и штормов, после приступов "морской болезни", все-таки ступил
вместе с вами на вечный лед, перешел, смущаясь собственного волнения, с
обледенелого судна в мир слепящих, еще, наверное, в детстве грезившихся
ему снегов, самых чистых снегов на планете!..
До смешного застенчивый, деликатный, совсем беспомощный в практических
делах, тот шепелявый любимец муз не вызывал с твоей стороны серьезного
интереса. Нечего и говорить про какую-то глубокую между вами дружбу: ты
для него Зевс-громовержец, скорее всего с замашками самодура, а он для
тебя... Впрочем, что теперь вспоминать...
Был он каким-то неприкаянным в нашем походе. Казалось, он чувствовал
себя лишним, неприспособленным - и от этого еще больше смущался, пробовал
угодить товарищам, да все как-то невпопад. Незлобиво над ним подтрунивали,