"Олесь Гончар. РЖАНЫЕ СУХАРИ" - читать интересную книгу автора

Сухари показались даже теплыми, само прикосновение к ним - шершавым,
хлебным! - уже было наслаждением. Загреб раз, другой - карман полон. Вот это
добыча! Наполненный карман стал похож на торбу, шинель оттопыривается,
чувствуешь себя неуклюже, будто каждому встречному видно, с каким ты сейчас
уловом. Отошел в заросли, где потемнее, выхватил сухарь, и давай торопливо
грызть. Треск от сухаря на весь лес, так, по крайней мере, казалось...
Сладок ли он был, этот сухарь? Обычно ведь солдат в подобном случае
испытывает сладость необыкновенную, нечто похожее на блаженство, а здесь -
одна горечь какая-то, горечь, и все. Грызу их, а они меня грызут: до чего же
ты дошел, товарищ взводный? Да неужели же так она тебя низвела, эта
распроклятая война? До такого грехопадения дойти, поддаться на такой жалкий
соблазн... Учительский институт окончил до войны, сам уже наставлял
детвору - этого нельзя, это плохо, так не делай, а теперь? Вроде воришки,
стоишь в кустах, в забрызганной грязью шинели, отвернулся от света, чтобы
никто не видел, и краденый сухарь грызешь... Уже не только горький, уже он и
соленый почему-то... Этого еще не хватало! Слезу пускать! Да что же это с
тобой, братец? А ну, возьми себя в руки. Немедленно наведи порядок в
раскисшей своей душе!
Вернулся к своим, удрученный ощущением собственной вины, тайно
сжигаемый чувством стыда, однако полный решимости удержать своих грешников
от дальнейшего падения, не дать никому самовольничать: если кто-нибудь там и
до сих пор шныряет в темноте по кузовам, прикажу сразу же, немедленно
прекратить... А что и сам не удержался, поддался соблазну, то это еще больше
разжигало желание применить свою власть к другим, накричать, пресечь по всей
строгости. Однако потребность в этом отпала сама собой: у машин уже были
поставлены часовые.
А сухари в кармане просто огнем пекут, не знает товарищ взводный, как с
ними быть. Стал успокаивать себя: стоит ли из-за этого терзаться, столько
переживать? К тому же ты на войне, где много чего происходит совсем не так,
как в мирной жизни: то, что раньше воспринималось бы как дикость, как
поступок неслыханный, тут порой считается чем-то почти естественным. Однако
попытки утешить себя подобными рассуждениями тоже не успокаивали. Война
войной, а все же не забывай, кто ты есть! А ведь забыл: бросился, как
мальчишка, на злополучный этот "студебеккер", сгоряча запустил руку в мешок,
распотрошенный твоими же героями!..
Тем временем все новые прибывали команды, и с одной из них прибыла...
да ты должен бы ее знать: Лида Половецкая, медсестра из третьего батальона.
Помнишь - еще до твоего ранения, - когда наш эшелон шел на фронт, она на
одной из станций выскочила набрать кипятку. Кажется, на станции Тайга! Для
меня лично это явилось целым событием! Кипяток набирала девушка и улыбнулась
мне. Ну, сам понимаешь... Виделись мы, правда, после этого лишь изредка, от
случая к случаю, а тут вот такая встреча: возле сухарей, по колени в грязи,
при этих дымно горящих факелах, которые то пригасают, то с треском от ветра
вспыхивают, бросают на все отблеск какой-то зловещий, дикарский, пещерный...
Ах, Лида, Лида! У эшелона какой была веселой, радостной, щечки яблочками
пылали, а тут стоит бледная, осунувшаяся, синева легла под глазами. И все
же, заметив меня, улыбнулась, вижу, даже обрадовалась, ну а я - что и
говорить: на седьмом небе!
И так хочется сделать ей что-нибудь приятное.
- Голодная? - спрашиваю.