"Олесь Гончар. РЖАНЫЕ СУХАРИ" - читать интересную книгу автора

Щуплая девичья фигурка, скупо освещенная, застыла передо мной в
нескладной своей набрякшей шинельке, тоскливо согнувшись, подпирает спиной
сосну. Как первый подснежник, хрупкая, беззащитная, стоит она среди леса со
своей хрупкой простенькой жизнью. Мачтовая сосна за ней стремительно
взбегает золотистым стволом куда-то вверх, исчезает где-то в темной гудящей
вышине. Слышно, как сильный ветер мощной волной пробегает по верхушкам
деревьев.
- Как гудят эти сосны, - говорит Лида, прислушиваясь. - Говорят, это
напоминает морской прибой. Ты когда-нибудь бывал у моря?
- Нет.
- И я нет...
- Море не каждому суждено.
- Тот артиллерист был родом из приморского города...
- Что ж... А на нашу долю только море крови осталось.
- Да еще какое... Конца-краю не видно.
...Почему-то мне врезалась в память та ночь. Может, потому что Лида
была какой-то необычной и, расставаясь, руку мне подала, чего раньше не
делала.
К своим мы возвратились вовремя, еще до рассвета, а вот делить сухари
по всем правилам, раскладывая их с аптечной точностью кучками на
плащ-палатке, уже не пришлось, роздали как попало, на хип-хап: не до них
было, на рассвете - наступление, атака!
Почти месяц перед тем сидели немцы напротив нас через балку, через
овраг, укрепившись на противоположной опушке. В землю вкопались, проволокой
сплелись, а как солнышко - на блиндажах портянки сушат, нахалы... После
нескольких наших неудачных атак, устлавших трупами дно балки, наступило
нечто похожее на затишье, снайперы лишь перестреливались.
И вот этот рассвет с залпом "катюш"! Не знаем, откуда они взялись, как
забрались в эти дебри, и вообще их музыку мы тогда услышали впервые. Но зато
какой это был залп! Следа не осталось от фашистских поганых портянок, все
занялось сплошным пламенем, дымом, и мы, не пригибаясь, бросились в тот
дым...
Целый день продолжался бой, пули свистели из-за каждого ствола, каждое
деревце надо было отвоевывать. Лишь к вечеру, когда выбили их из леса,
смогли мы наконец перевести дух. Выбить выбили, но ведь и наших сколько
полегло! По всему лесу шинели сереют распластанные, лежат наши ребята среди
прошлогодней листвы, среди первых подснежников и дикого чеснока, который
всюду так и лезет тут из земли, никого, впрочем, уже не интересуя...
Идем под вечер с политруком по лесному нашему полю битвы, узнаем среди
погибших то одного, то другого, и вдруг он говорит:
- Смотри!
Между пеньками валяется санитарная сумка с красным крестом, а
неподалеку... она, Лида, лежит в неуклюжих кирзовых своих сапогах. Под
шинелью лужа крови растеклась, и кровь уже загустела: словно прикипела ею
наша Лида к земле. Лицо совершенно спокойное, рука свободно откинулась, и
сбоку, замечаю, наполовину вывалившись из кармана, выглядывают... сухари!
Поджаристые, пшеничные, те самые - мои. Только Лиде они уже ни к чему: в
небо куда-то загляделась, недвижимо, навек...

Товарищ мой умолкает.