"Юрий Гончаров. У черты" - читать интересную книгу автора

сердце и обрывала дыхание, и заманивала мальчишек, а вместе с ними и не
желающих отставать девчонок в путешествие на улицу по прогалу между домами.
Управдом Козлов, старик с бородкой клинышком на тощем сплюснутом лице,
делавшей его вправду похожим на козла, заметив однажды эту ребячью проказу и
понимая, к чему она может привести, своими руками заложил промежуток со
стороны двора и улицы кирпичами на цементном растворе, но мальчишки
мало-помалу кирпичи эти и цемент расковыряли, вытащили и продолжали лазать в
прогал. Лазал и он, и год, и второй, при этом не замечая, что прогал
становится для него все тесней, все у'же.
Однажды в середине лета он вышел во двор, надеясь, что найдет там своих
сотоварищей и вместе они затеют одну из своих игр. Но никого во дворе не
оказалось. Скучая от одиночества и незнания, чем заняться, он побродил по
дворовым закоулкам, заглянув в щель между домами, увидел яркий солнечный
свет в конце ее темноты и, словно притянутый им, стал привычно
протискиваться между кирпичными стенами. Все шло, как множество предыдущих
раз. Но на середине стены чуть-чуть сближались, раньше эту тесноту он
благополучно преодолевал, а в этот раз - не получилось, он застрял. Надо
было сразу же двинуться назад, когда стены стали его угрожающе сжимать, но
это этого не сделал, ведь всегда он протискивался в этом месте, и он
продолжал упрямо лезть в тесноту, пока его не заклинило так, что он уже не
мог двинуться ни вперед, ни назад.
Только тут он понял гибельность своего положения. Если бы еще возле
щели присутствовал кто-нибудь из мальчишек, когда он в нее полез, можно было
бы крикнуть, мальчишка бы позвал на помощь взрослых, а те сумели бы
что-нибудь предпринять для его спасения. Но кричать бесполезно, некому, во
дворе никого нет, никто не услышит. С улицы не услышат его тоже, там
постоянный шелест и шорох листвы гигантских тополей, рокот и фырчание
проезжающих если не по Грузовой, то по соседним улицам автомашин; прохожие,
движущиеся по тротуару мимо щели, мелькают так стремительно, что даже не
определить, кто прошел: мужчина или женщина. Если даже и донесется до их
слуха его голос, то быстро идущие люди не поймут, откуда он исходит. Никому
и в голову не придет, что он из такого узкого простенка между домами - не
шире футбольного мяча.
Холод и жар прошибли его одновременно. От холода до дрожи озябли голые
ноги в сандалиях и кисти рук, от жара на лбу и на спине каплями выступил
пот. Несколько минут все было в нем парализовано: воля, рассудок, сила мышц.
Затем он понемногу все же стал соображать. Он понял, что двигаться в сторону
улицы, хотя он к ней ближе, чем ко двору, нельзя, не надо. Прогал в том
направлении может стать еще у'же, и тогда он заклинится совсем безнадежно,
намертво. Путь для него только один: назад, ко двору.
Рубашка на нем от протискивания между кирпичами сбилась на левую
сторону тела; когда же он, собрав все свои силы, сделал попытку двинуться
туда же, влево, на рубашке сразу образовались складки и зажали его в теснине
стен еще сильней.
Движения его рук были ограничены, но он все же сумел расправить на себе
рубашку, перетащить ее ткань на правую сторону груди. Потом он выдохнул из
себя весь воздух и, отталкиваясь от кирпичей правой рукой, а левой, ухватясь
пальцами за щербинку в кирпичной кладке, подтягиваясь, напружинив ноги,
рванулся всем телом из тесноты. Если он хоть сколько-то и подвинулся, то это
были малые миллиметры. Но это дало ему надежду. К тому же от страха,