"Владимир Гоник. Преисподняя." - читать интересную книгу автора

не имели, что такое война, как, впрочем, и обо всем остальном: не знали,
не ведали.
Им невдомек было, что такое жизнь впроголодь, как стоят в очередях,
где добывать еду, одежду и прочее, прочее, без чего нельзя обойтись. Они
были надежно ограждены от забот, от всего, что обременяет жизнь.
Сытые, довольные, уверенные в себе, они наслаждались существованием и
были прочно отрезаны от окружающего мира; их не касались горести и
невзгоды, которые одолевают всех нас, и казалось, обитатели пансионата не
подвластны случайностям и несчастьям, не подвержены стихийным бедствиям,
превратностям судьбы, даже самому времени.
Это был заповедник безмятежности, довольства и покоя, остров счастья
в море бед. Жизнь в Бору так разительно отличалась от всего, что творилось
вокруг, что Першина то и дело брала оторопь и, ошеломленный, он
подозрительно и недоверчиво озирался.
Ну, не могло такого быть, не могло! Чтобы гигантская немазанная
телега государства так немилосердно скрипела, кренилась, едва ковыляла по
ухабам, плелась кое-как, вкривь и вкось, через пень-колоду и вот-вот
готова была рухнуть, рассыпаться на куски, и в то же время такая тишь,
покой, сладкий сон. Что-то странное заключалось в существовании Бора,
некий абсурд, причуда больной фантазии, извращенное воображение. Как,
например, в том, что в проливной дождь по аллеям пансионата разъезжала
поливальная машина и тугими струями хлестала асфальт.
Поразительно было отсутствие в пансионате наглядной агитации. Здесь
не стояли стенды, не висели плакаты и транспаранты - ни один лозунг днем с
огнем нельзя было сыскать. Понятно, это требовалось там, за оградой, для
других, кого следовало понукать и куда-то вести - в даль, к химерам. А
здесь, что ж, для себя это было ни к чему, лишние хлопоты, пустая затея.
Никакие перемены в стране не задевали Бора. Менялись вожди,
правительства, конституции, сама коммунистическая партия рухнула, как
гнилое дерево в непогоду под ветром, - в Бору ничего не менялось. Все так
же точно в срок подъезжали продуктовые фургоны с разносолами, все так же
тихие услужливые горничные каждые три дня перестилали хрустящее свежее
белье, все так же бдила охрана, так же стригли газон, и все так же
изобретательные повара угождали на любой вкус. И все так же сверкающие
лимузины привозили и увозили сытых уверенных людей.
...Вход в шахту они обложили двумя группами. Решетка в нарушение
инструкции была открыта: то ли кто-то открыл ее, то ли обычное
разгильдяйство - не закрыли при последнем осмотре.
На высоте человеческого роста в боковой стене зияло большое черное
отверстие, устье воздушного канала. Добраться туда можно было по железному
трапу и мостику, Першин взял с собой проводника и одну из пятерок, вторая
пятерка осталась внизу и рассредоточилась, охраняя подступы.
Стараясь не шуметь, они забрались в канал, крались, пригнувшись,
выставив автоматы перед собой. Света в канале не было, пришлось включить
ручные фонари: яркие лучи осветили грязный бетонный пол, округлые своды,
голые в разводах и потеках стены и какие-то трубы, вентили, муфты,
задвижки, редукторы...
Сильные фонари с трудом пробивали кромешный мрак. В глубине канала
обнаружились герметичные двери с ручным и гидравлическим приводом, в
случае нужды они отрезали поступление воздуха с поверхности.