"Э. и Ж. де Гонкур. Актриса Фостен " - читать интересную книгу автора

разглядеть в пустой зале, где по барьеру первого яруса одиноко прогуливается
белая кошка.
На сцене, освещенной двумя кенкетами с рефлекторами, установленными в
кулисах, почти так же темно, как в зале; только на холсте, изображающем
небо, да в пробоинах декораций видны голубоватые блики, вроде тех, какие
бывают на стропилах строящейся церковной колокольни, когда ее озаряет луна.
В глубине сцены - мужчины в пальто и круглых шляпах, похожие на
обнищавших канцеляристов, и женщины, которые бродят с видом
"поджигательниц", грея руки в стареньких муфтах, - какие-то будничные
привидения, движущиеся в фантастическом полумраке.
Время от времени в мертвом молчании огромной пустой залы, по крыше
которой бьют яркие солнечные лучи, дрожит глухой отзвук колес проезжающей
кареты; и кажется, что этот отдаленный стук раздается сверху и давит на
потолок, словно это тележки со щебнем катятся по насыпи над катакомбой.
Французский театр предоставил прославленной трагической актрисе
Одеона - этой привилегией пользуются только очень крупные драматические
актеры, и притом исключительно для пьес классического репертуара, - итак,
Французский театр предоставил Фостен свой зал для десятка репетиций, которые
должны были происходить, пока разучивается другая пьеса, и в этот день здесь
шла первая репетиция "Федры".
Монументальные грелки, сделавшиеся традицией Дома Мольера, были
наполнены углями и поставлены в ногах у актрис, сидевших в глубоких мягких
креслах стиля Людовика XV, приготовленных для вечернего спектакля.
Суфлер сидит с левой стороны за маленьким столиком, на который
поставили лампу; старый режиссер Давен уселся рядом с ним, спиною к длинному
жезлу с красной бархатной рукояткой, висящему на гвозде между двумя
подпорками кулисы.
Директор устроился справа, на диване.
В глубине сцены висит, до половины поднятый кверху, огромный камин
резного дерева - из какой-то средневековой драмы, а расиновский Ипполит,
сильно простуженный, до кончика носа закутанный в кашне, стуча подошвами,
бегает по подмосткам.
- Ну как, начинаем?.. Все в сборе? - раздается голос директора.
В эту минуту Терамен, опоздавший из-за приступа ревматизма, входит,
прихрамывая, опираясь на палку и рассуждая вслух по поводу рецепта, который
лежит раскрытый у него на ладони.
- Так как же наконец? Все на месте? - повторяет директор.
- Нет, - говорит кто-то. - Еще не пришла Энона.
- Это просто невыносимо... Хочешь устроить репетицию без дыр... и вечно
одно и то же... Начнем без нее, быть может, это ускорит ее приход, тем более
что она опоздала уже на добрых полчаса.
И вот в сером полусвете сцены, заполненной словно бы предутренним
туманом, в котором белеют только воротнички актеров, а актрисы играют с
затененными лицами и освещенными руками, начинается репетиция.
Дело подходит ко второму явлению.
- Господин Давен! - раздается голос директора.
Суфлер громко читает:

Увы, царевич! Нас преследует злой рок.
Царица при смерти. Конец уж недалек.