"Э. и Ж. де Гонкур. Актриса Фостен " - читать интересную книгу автора

XVI

- Дорогу... дорогу... дайте же пройти, дети мои!
Это Фостен, стоя за кулисами и вся дрожа, лепечет несколько раз подряд
одну и ту же фразу и раздвигает руками пустоту, хотя Энона далеко еще не
закончила тираду, обращенную к Ипполиту.
Но вот она на сцене, окутанная глубокими складками тканей, которые
кажутся слишком тяжелыми для ее слабого тела. Она опускается на свой
античный трон и посылает прощальный привет Солнцу, с усилием подняв одну
руку, чтобы защитить глаза от его ослепительного блеска, и устало опустив
другую. Вся ее фигура исполнена величественной скорби.
Разражается гром рукоплесканий.
Тогда влюбленная царица голосом, проникающим в самую глубь души, - тем
голосом, который в прошлом столетии называли волнующим, начинает рассказ о
своем тайном влечении к сыну Тезея. И с каждым произнесенным стихом она
чувствует, как понемногу рассеивается та атмосфера отчужденности, которая на
премьере, после поднятия занавеса, обычно появляется между публикой и
актером, то почти неуловимое отсутствие взаимной связи, которое похоже на
прозрачный газовый покров, отделяющий их друг от друга и постепенно
исчезающий под влиянием удачи по мере движения пьесы.
И глубокое изнеможение этой грешной дочери земли, согнувшейся под
тяжестью гнева Венеры, ее безумное смятение, смутную тревогу, ее яростную
вспышку и трогательный возврат к любовному признанию - все эти чувства и
ощущения Федры Фостен передала и донесла до публики при помощи самых
волнующих модуляций, самых незаметных переходов, самых тонких оттенков и
благодаря медиуму - то есть изумительному умению управлять своим голосом на
низких нотах, а потом, последовательно меняя интонацию, выделять конец
тирады сильным ударением. Добавьте к этому искусству дикции то мягкие, то
горделивые жесты, красноречивую мимику, неожиданные паузы и сосредоточенное,
скорбное выражение лица, в иные минуты совсем застывшего, почти
безжизненного, - словом, все сценические средства, которыми в совершенстве
владела Фостен.
А когда актриса подошла к концу строфы: "Болезнь моя идет
издалека..." - крики "браво!" превратились в восторженный рокот всей залы,
завоеванной, покоренной.
После первого акта Фостен, совершенно обессиленная, упала в кресло,
которое ей всегда ставили за кулисами, чтобы она могла немного отдышаться, и
на ее шее, на спине, на плечах стали заметно пульсировать жилки, словно
после тяжелого физического труда.
Через несколько минут актриса, опираясь на Генего, ушла в свою уборную.
В театре Генего была верным псом Фостен и ее тенью. Она присутствовала
на всех спектаклях, ни на секунду не спускала глаз со своей госпожи и, стоя
за кулисами, сбоку, наслаждалась восхищением осветителей и других работников
сцены, готовая расцеловать их за это восхищение. Ни на шаг не отходя от
Фостен, она вовремя подавала ей флакон с нюхательной солью, набрасывала шарф
на плечи или мех на ноги. В уборной актрисы Генего вынимала из кармана
старую бутылку из-под сиропа с холодным бульоном, заставляла Фостен отпить
глоток и немедленно прятала бутылку обратно в карман, ибо бутылка эта
никогда не расставалась с ее особой. Эта женщина из простонародья,
ограниченная и суеверная, смутно слышала где-то, что одна актриса, жившая