"Геннадий Гор. Аппарат Аристотеля" - читать интересную книгу автора

были направлены на другое. Его интересовало то, что не укладывается в
рамки ни одной науки, - сама жизнь, человеческое бытие.
Он говорил мне:
- Глазами человека сама природа и история как бы взглянули на себя.
Совершилось чудо: мысль и действительность встретились.
- Уж не хочешь ли ты сказать, - перебил я его, - что у природы была
цель? Человек - сын закона больших чисел, сын вероятностей. Не только сын
матери и отца, но и потомок случая.
- Потомок случая? - он повторил эти слова. Они, по-видимому,
понравились ему. С тех пор он стал меня так называть. Но я не сердился.
- Потомок случая, - говорил он. И глаза его смеялись.


Еще в середине XX века один математик сказал, что проблема времени
всегда заводила в тупик человеческий разум. Уж не ставил ли Аристотель
своей целью вывести разум из этого тупика?
"Прошлое никогда не возвращается?" Он написал эти слова на листе бумаги
и повесил на стене своей комнаты над письменным столом. В конце фразы, я
не мог не обратить на это внимания, вместо точки стоял вопросительный
знак.
Я не удержался и спросил его, показывая на стену:
- Разве ты сомневаешься? Зачем ты поставил вопросительный знак? То, что
прошло, уже не вернется.
- Да, - согласился он, - когда речь идет о том, что окружает нас здесь,
на обыденной и привычной Земле, где расстояния доступны невооруженным
чувствам. Но вспомним о далеких звездах. Разве твои слова справедливы и
для них? Ведь их нет, они потухли, а мы их видим. И через миллионы лет
наши потомки будут видеть их. А ты говоришь, что прошлое не возвращается.
- В твоей мысли есть нечто сомнительное. Вдумайся хорошенько! Мы ведь
видим не звезды, а только свет, который несется к нам.
- Между потухшими звездами и нами движется время, создавая парадокс,
который разгадан отнюдь не до конца. Фотоны не являются частицами в
обычном смысле. У них нет массы покоя. Если бы каким-нибудь чудом их можно
было остановить, то я убедился бы, что они лишены массы. Их масса как бы
сливается невообразимой скоростью света, и пространство как бы
превращается в время.
Он посмотрел на меня так, словно видел меня впервые. Выражение его лица
словно отделило его от меня, унесло в другое, четвертое измерение.
- Я не потухшая звезда! - крикнул я, вскочив с места. - Я жив! Я тут
рядом! Я реален! Зачем ты смотришь на меня так, словно меня здесь нет?
Он рассмеялся.
- Уж не телепат ли ты, Витька, черт тебя подери! Ты прочитал мою самую
сокровенную мысль. Больше всего на свете мне хочется понять явление, о
котором я только что тебе говорил... Понять, не лишаясь при этом
человеческой сущности.
- А что такое человеческая сущность? - перебил я его. У меня была эта
скверная привычка перебивать собеседников как раз в ту минуту, когда этого
не следовало делать.
- Что такое человеческая сущность? Не знаю. Я ведь имел в виду другое.
Не сущность, а человеческую личность... Еще Эйнштейн говорил: чтобы