"Николай Горбачев. Звездное тяготение" - читать интересную книгу автора

- Ну, ты! Чучело огородное...
- Та-ак, - спокойно произнес кто-то позади меня. - Скверные анекдоты
и ругань?
Солдат вытянулся, опустив машинку, а я повернул голову. Передо мной
стоял сержант - крупный, чуточку неуклюжий, хотя в ладно сидевшей на нем
гимнастерке; под ней угадывалось мускулистое, сильное тело; скуластое лицо
-- строгое, но глаза живые, не холодные. Взгляд мой уперся в его руки. Я
продолжал сидеть на табуретке, и они оказались на уровне моего лица. Кулаки
сержанта были свободно, но энергично сжаты в увесистые, литые
десятикилограммовки - приложится, так мало не будет.
- Людей веселых люблю, а злых нет. По анекдоту вижу, ближе ко вторым
пристраиваетесь. Так? А вы встаньте, товарищ рядовой. - Он смотрел упрямо,
пока я нехотя поднялся, ловя на себе скрытые улыбки присутствующих. Но
сказал без злости: - Глядите, может, после приемника в дивизион наш
попадете!
Спросив, сколько еще осталось стричь, ушел, бросив парикмахерам:
- Поторапливайтесь, баня ждет!
Тот самый солдат, который стриг меня, сказал с каким-то восхищением:
- Сержант Долгов - сила! Старшиной приемника назначен. Считай,
повезло, легким испугом отделался. Шахтерская хватка...
Мне было стыдно, что старшина отчитал меня, в душе я издевался над ним:
"Да уж чего там - сила! В Вольтеры бы такого: "Он в две шеренги вас
построит, а пикните, так мигом успокоит".
- Давай кончай! - рявкнул на солдата. Помедли он в ту минуту, я бы не
удержался, турнул его.
После бани Долгов в предбаннике выдавал каждому белье и обмундирование:
одну пару рабочего, ношеного, другую - новенькую, с фабричными складками.
Гражданское одеяние складывали в общую кучу в угол.
Я бросил туда свое и подошел к сержанту. Нагнувшись, тот перекладывал
стопки обмундирования. Спина его под гимнастеркой выгнулась колесом, лицо
было кирпично-красным от прилившей крови, он натужливо сопел. Я невольно
усмехнулся. Долгов вдруг поднялся, сердито спросил:
- Весело?
Но глаза, как и днем, были незлыми. Когда он заметил мою улыбку?
Затылком, что ли, видит?
- Какой рост? Не знаете? Третий. Получайте, веселый человек!
Он сказал это с иронией. Я не ответил. Приняв белье и обмундирование,
отошел к свободному месту на лавке.
Уже одевшись, розовый, разомлевший, Пушкарев оглядел себя в круглое
зеркальце, зажатое в руке, и вдруг осклабился до ушей:
- Эх, мать моя не узнала бы меня. Я теперь калачом - не узнать
нипочем. Вот бы дома показаться!
- Да уж чего там, здорово! - не удержался я.
Он выглядел смешным в слежавшемся обмундировании со складками вдоль и
поперек, невысокий, мешковатый. Обстриженная голова оказалась буграстой,
неровной, точно над ней не очень потрудились в свое время: отесали топором и
-- ладно, мол, гуляй!
Тем временем Пушкарев натянул кирзовые сапоги и ловко отбарабанил по
голенищам:
- Гопца, дрица, отцаца, села муха у крыльца!