"Николай Горбачев. Звездное тяготение" - читать интересную книгу автора

Солдаты смеялись, качали головами. В углу, за стопками белья и
обмундирования, Долгов тоже улыбался. Пушкарев глуповато шмыгнул носом,
подмигнул мне.
"Ну и балабон все-таки!" - Я отвернулся.
А потом потекли денечки... Одинаковые, похожие один на другой, точно
сиамские близнецы. Просыпался ежедневно по истошному крику дневального
"Подъем!" с каким-то отрешенным чувством, как заведенная машина, обалдело,
ровно на пожар, натягивал амуницию, сапоги, становился в строй. Другие все
это делали с непонятным старанием, даже вроде соревновались друг с другом,
будто они всю жизнь только и ждали, чтоб вот так лезть из кожи вон. Странно,
как люди быстро привыкают к новой обстановке. Или это - та самая
приспособляемость к окружающей среде? Неужели в человеке одновременно
заложены эти два начала - высокоорганизованного существа и машины? И когда
нужно, а вернее, при определенных условиях, проявляется то одно из них, то
другое?
Нет, пусть остальные как хотят, но не мне уподобляться этой самой мухе
дрозофиле, терять человеческое достоинство. Пусть поймут все и он, сержант
Долгов, взгляды которого я не раз ловил на себе. Он ежедневно появляется в
казарме, точно из-под земли, вместе с командой дневального "Подъем" и,
заложив руки за спину, вышагивает в проходе между деревянными колоннами,
подпирающими потолок казармы, будто молчаливый постовой. Что-то острое,
цепкое во взгляде, густые темные брови вздернуты под углом, "С этим будут,
видно, "деловые контакты", чует сердце".
И как в воду глядел: потом не только в тот дивизион - угодил прямо к
нему, Долгову. Но сначала был младший сержант Крутиков...


2

- Как дела, ракетчик?
Открыв глаза, я вижу рядом хирурга. Высокая фигура его в халате, с
военной выправкой и спрятанными за спину руками, показалась слишком прямой,
подчеркивавшей жесткость, решительность этого человека. Да и голос. Что ж,
он должен скрывать за грубостью, сухостью всякие чувства к людям, которые
именуются больными. Их нужно резать, оперировать - тут деликатность не
нужна. Из-под крутых надбровий острый взгляд серых глаз уставился
требовательно и строго. И хотя я помнил, что "мигенькая" не могла
нахвалиться им, невольно подумал: "Режет, наверное, как мясник, этот
хваленый эскулап!" Поэтому и ответил небрежно:
- Дела как в сказке: чем дальше, тем страшнее.
- Хорошо сказано! - похвалил он, не изменив выражения лица, и присел
на табуретку. - Только по тону чувствую, с базара-то, как говорится, рано
собрался. Рано, дорогой. На базар еще надо! Ну-ка, посмотрим.
Он принялся снимать с моего лица марлевые, пропитанные мазями тампоны,
сбрасывая их в подставленную сестрой ванночку. Некоторые из них прилипли, но
я терпел боль, сцепив зубы: не показывать же свою слабость! Я видел рядом
его виски с проседью, крупный хрящеватый нос, худые выбритые щеки, острый
подбородок.
- Нам бы только побыстрее живое мясо получить, новую здоровую ткань.
Потом несколько операций и - как новенький пятиалтынный! Так, Галина