"Валерий Горбань. Песня о бойне (Фрагменты) (про войну)" - читать интересную книгу автора

помогают: кровавое тряпье срезают, промедол колют, раны перевязывают.

В одной из комнат - телевизионщики.
Молодой коротко стриженый крепыш в туго натянутой на груди камуфляжной
футболке, сидя на ящике из-под патронов и держа в руке микрофон, раза три
подряд, под аккомпанемент автоматных очередей пытается начать репортаж:
- Наша съемочная группа находится в одной из комендатур города
Грозный...
Грохот разрывов, сверху сыпется что-то, репортер вжимает голову, снова
начинает:
- Наша съе...
- и... твою мать, - как бы заканчивает его фразу ворвавшийся боец, -
засел, падла в кочегарке, из-за кирпичей не выковырнешь, "Муху" дайте!
- Лучше "Шмелем" зажарить! - отзывается другой, стоя на коленях
недалеко от журналистов, и разрывая полиэтиленовую упаковку огнемета.
- "Шмеля"? Давай "Шмеля", возбужденно кричит боец. Пританцовывая от
нетерпения, ждет, пока ему отдадут оливкового цвета трубу со смертоносной
начинкой и, подхватив ее наконец, выскакивает на улицу, в грохот и
трескотню.
- Наша съемочная группа находится в одной из комендатур города
Грозного. Вот уже три дня, как действует подписанное командованием
федеральных войск и Асланом Масхадовым соглашение о прекращении огня. Но
вопреки законам жанра нам сегодня не прийдется сказать не слова. За нас
говорят автоматы...
- Готово!
Облегченно вздохнув, журналист встает с патронного ящика, нервно
закуривает и говорит оператору.
- Володя, поснимай еще раненых... Перемирие, блин!

С улицы лай собаки доносится: испуганный, подвывающий. Снова серия
разрывов, и лай в скулеж отчаянный переходит.
Раненый в живот кинолог Вадим стонет:
- Ральфа, Ральфа заберите!
Один из бойцов на улицу выскакивает. Пригнувшись, бросается к стоящему
недалеко от входа вольеру, в котором мечется немецкая овчарка. От зеленки
его прикрывает невысокий кирпичный заборчик, не больше метра. И стоило
мелькнуть над забором его полусогнутой фигуре, как прицельная очередь выбила
фонтанчики крошки из кирпича, рикошетом хлестанула по макушке шлема, слегка
оглушив бойца и усадив на землю. Совсем ползком он добирается к вольеру,
стволом автомата сдвигает вертушку. Сообразив, что происходит, духи
укладывают рядом пару гранат из подствольников. Одна взрывается метрах в
пяти, вторая, ударившись в стену, накрывает человека и собаку брызгами
штукатурки и мелкими осколками. А те, уходя от смерти, стремительно мчатся
на четвереньках к спасительной двери: собака - повизгивая, а боец
приговаривая, - Ох бля! Ох, бля! - и под запоздавшую автоматную очередь они
вместе проскакивают в коридор.
Собака сразу бежит в комнату, где стоит кровать его хозяина. Увидев
непонятную толчею, ошалев от запахов гари и крови, она вздыбливает шерсть и
рычит, недоверчиво глядя на окружающих.
Кинолог шепчет: