"Александр Горбовский. Метаморфозы" - читать интересную книгу автора

Это-то, наверное, и навело меня на мысль.


Книгу я нашел в передней, на полке - старый экземпляр "Евгения
Онегина", невесть как сохранившийся еще со школьных лет.
- В память о нашей, так сказать, встрече, - говорю, - не откажите,
некоторым образом, подписать.
По лицу его снова прошла гамма чувств. Откуда-то из глубины сюртука
извлек он белое гусиное перо, пальцем потрогал кончик, потом достал
пузырек с чернилами, занес руку над страницей, задумался, зажмурился и
размашисто подписал. Потом еще задумался и поставил дату.
- Вот, милостивый государь, получайте.
И стал помахивать книжицей, чтобы просохли чернила.
- Не примите меня за ретрограда, - пояснил он, как бы извиняясь, - но
все эти новомодные ручки страх как меняют почерк. Право...
Я так был рад, что даже, кажется, не поблагодарил его. Ка-а-кой вид
будет у Новиковых, когда узнают! Это им за цветной телевизор. Тоже мне,
цветной телевизор!
Спрятал он перо, убрал пузырек, но почему-то все не уходил. Я подумал,
может, чаю ждет. Мне-то не жалко.
- Так я насчет Волобуева, - напомнил он, - не обессудьте уж...
Дал я ему телефон, и он сразу стал прощаться.
- Разрешите откланяться. Не смею злоупотреблять долее вашей
любезностью...
Чаю ждать так и не стал. Да я и не предложил ему - может, спешит
человек куда, может, новое произведение писать торопится.
А на другой день мне позвонил Волобуев. Я знал, что он непременно
позвонит мне. И будет жаловаться насчет обмена. И худеть своим старческим
голосом. И говорить, что я обманул его. И скандалить.
Правда, по телефону скандалить он не стал. Проскрипел только, что
должен, мол, срочно повидать меня. И голос у него был, как у капризного
ребенка. Я даже обрадовался - пусть приезжает. Покричит, попрыгает. Цирк
будет.
Заявился он и, правда, злой. А мне-то смешно. Потому что я свои права
знаю. И обратному размену все равно не быть.
Но начал он не по делу. Начал с того, что зачем, мол, я его телефон
даю. Он меня не просил и разрешения такого мне не давал.
Я удивился даже. "Ну!" - думаю.
- Ведь, это же Пушкин, - говорю, - классик!
Это ж надо. Пушкина не узнал. А еще профессор. За что таким только
деньги платят!
- Очень, - говорю, - стыдно вам быть должно, товарищ Волобуев.
Тогда он посмотрел на меня. Нехорошо так посмотрел, обидно. Будто
вместо лица у меня что-то совсем другое увидел. Увидел и засмеялся. Мерзко
так засмеялся, захихикал: "хе-хе-хе, хе-хе-хе!"
- Значит, и правда, решили, что это Пушкин? Хе-хе-хе!
Отсмеявшись, даже слезинки мутные смахнул ладошкой. И, подкудахтывая и
успокаиваясь, принялся растолковывать. Я и то не сразу понял - о чем он
это.
- У нас, у психиатров...