"Дмитрий Горчев. Дикая жизнь Гондваны" - читать интересную книгу автора

Мерзость появляется постепенно.
Вот раздается звонок в дверь. Мы, сопя, кряхтя и кашляя,
медленно-медленно натягиваем штаны и, шаркая рваными тапками, бредем
открывать. Открываем, а там никого нет. Но воняет страшно. Хотя, может быть,
это подростки опять в лифте насрали.
Потом звонит телефон. Алло! кричим мы, алло! А в трубке кто-то чавкает
и сморкается.
Тут мы чувствуем, что за окошком как-то нехорошо. Выглядываем - а там
глаз литров на пять. Качается в воздухе и слезы льет по судьбе своей
одноглазой. Тыкаем мы в него палочкой, а он хлюп - и сдувается. И висит на
палочке, как пенка от какао. Гадость ужасная.
После этого мы собираемся погладить штаны. А в розетке кто-то сопит и
штепсель наружу выпихивает. Получается, что там кто-то живет и на нашем
электричестве морду себе наедает. А счетчик, между прочим, крутится.
И вообще, чувствуется, что в доме завелась какая-то мерзость: вот
приходим мы с работы - и наступаем носком в целую лужу соплей. Потом еще
замечаем, что окурки в пепельнице кто-то жевал.
Очень нам все это не нравится.

А однажды заходим мы на кухню, а мерзость тут как тут - уже в мусорном
ведре роется: чего бы вкусненького слопать. Но мы ее пока подробно
рассматривать не будем, потому что очень уж она противная.
Но в конце-то концов рассмотреть придется, куда денешься.
Поначалу мерзость еще новенькая, вся в свежих соплях, и деловитая, как
таракан. Все ее усы, щупальца, жвалы, буркалы, присоски и бородавки
постоянно движутся сами по себе, как попало. И сама мерзость все время
копошится, зевает, сморкается, шебуршит, вздыхает и почесывается, как
Акакий Акакиевич за стаканом чаю, потом какую-нибудь дрянь хватает,
лопает, при этом чавкает страшно, носом шмыгает, икает, на пол харкает,
кривым ногтем из зуба что-то сгнившее достает, нюхает внимательно и съедает.
И опять же - сопли, сопли до колен. И перхоть. Да еще бородавка на носу,
тьфу! Прямо всю кухню заблевать хочется. И глазки, все семнадцать штук,
бегают - сразу видно, что опять окурков без спросу нажралась.
Тут смотрим: батюшки-светы! - а на ней уже детеныши копошатся, штук
двадцать. Когда успела? От кого? Детеныши липкие, головастые, пучеглазые,
полные колготки насраны, копошатся у мерзости на спине, сейчас свалятся и
весь дом козюлями перемажут.
В духовке не горят, в морозильнике не мерзнут и смотрят внимательно:
кого бы сожрать.
Но мы еще точно не знаем - а вдруг эта мерзость не очень вредная? А
может, наоборот, полезная? Вдруг, если из нее ведро соплей нацедить и на
потолок плеснуть, то вся побелка обвалится, которую туда пятьдесят лет
каждый год намазывали? Мы же не пробовали. Или, например, настричь с нее
бородавок, на спирту настоять и выпить стакан натощак с похмелья, тогда что
получится? Страшно интересно.
Но тут мы заходим на кухню и видим, что бесстыжая мерзость уже влезла с
ногами прямо в холодильник и там бутылкой нашего кефира хрустит. И ладно бы
ей этот кефир на пользу пошел, так ведь нет! Весь кефир по харе размазался,
а мерзость дожевывает пластмассовую бутылку, хотя этих бутылок полное
мусорное ведро. А детишки кружком расселись и на родительницу пучатся: