"Катя Гордон. Конченые " - читать интересную книгу автора

поваренная книга встают по струнке, отдавая честь ее безнадежному упорству.
Ма-ма мо - ет ра - му. Она открывает мой письменный стол, мой алтарь
всемогущего Бога забытых вещей. Она высыпает на ковер свечи и ручки, ракушки
морей, на которых я не была. Она придумывает им место и смысл - пакетирует
их, расфасовывает и перетягивает резинкой, и всасывает пылесосом лишнее. Она
честно не заглядывает в мои пустые тетради и складывает их стопкой. Она
выбрасывает засохшие жвачки и поломанные заколки - каменный век моего
бытия, - она придумывает мне новую жизнь.
- Зачем? - спрашиваю я маму.
- Свинарник... - говорит она.
- А как же "право на личную жизнь"? - спрашиваю я.
- Какие глупости... - говорит она.
- И, правда, глупости... - думаю я.
- А плеер мой где? - интересуюсь.
- У сестры Валентины записи... Ей прослушать надо...
И становится очевидно, что этот стол, эта квартира, эта планета, эти
заколки со сложной судьбой мне совершенно не принадлежат. Они летают себе в
вакууме Вселенной, крутятся и ни о чем не думают. И моя голова, и мое
туловище мне совершенно не принадлежат - они тоже летают в вакууме и
крутятся. И слова, и мысли, и чувства крутятся. И разве может мама всосать
весь этот хаос? Нет, конечно... И она крутится со своим пылесосом в вакууме
Вселенной, в нашей Солнечной системе, на планете Земля, в 26 метрах нашей
квартиры. И нет ничего личного, и ничего общественного, и ничего своего - а,
значит, и терять совершенно нечего. Урра!

17...

Мы сидим в ресторане. Сергей Юрьевич тупо улыбается мне. Ему пятьдесят,
не меньше.
- Ты такая красивая... - выдыхает он.
Отчего на свете так мало людей, которые относятся к себе критически?
Вот будь мне пятьдесят лет... Будь у меня рыхлый живот, лысина и пять своих,
настоящих зубов - разве бы я пошла на свидание с двадцатилетней девицей?
Нет, конечно. А зачем? Чтобы лишний раз убедиться в том, что все бабы
одинаковые, что у меня рыхлый живот, лысина и пять зубов?
А мужики идут. Целыми отрядами, потуже затянув ремни на брюках,
подороже напялив часы на руку и начистив ботинки, в которых прячутся
огрубевшие пятки. Они идут, надеясь на взаимность, или, хотя бы, на не очень
дорогое удовольствие.
- Здесь отменное фуа-гра... - улыбаясь говорит Сергей Юрьевич.
- Лучше деньгами... - думаю я.
Вот интересно: если я сейчас поем - это значит я сказала "да" - или
ничего не значит? Если я только выпью кофе с пирожным?
- Ты, наверное, стихи пишешь? - Сергей Юрьевич явно нервничает.
- Да нет... А с чего вы взяли...
- "Ты..." - он кладет мне свою поролоновую руку на запястье.
- С чего ты взял? - повторяю вопрос я, сделав глоток вина.
- У тебя очень романтический вид...
Слава Богу, пришел официант.
- Мне фуа-гра, а даме... - Сергей Юрьевич глядит на меня, как обычно,