"Фридрих Горенштейн. Ступени (Повесть)" - читать интересную книгу автора

ладони к вискам, - ах, я об идеале начал говорить, о том идеале, который в
лозунг заключен был и на землю опущен... Смысл и величие всякой мысли в
итоге, в идеале, и истина всегда проста... Верно, согласен... Смысл и
величие всякой горы в ее вершине, но попробуй сруби с Эвереста вершину и
поставь эту вершину в поле... Получится жалкий бугорок... Идеал потому и
называется идеалом, что он никогда не может быть достигнут, как кусок мяса
или женщина... Материализуясь, он исчезает...
Юрий Дмитриевич обошел вокруг стола. Он чувствовал необычный прилив
сил, в глазах был лихорадочный блеск, а лицу было жарко. Папа Исай
прихлебывал из блюдечка принесенный Григорием Алексеевичем чай.
- Земля - земля и есть, - сказал он. - Со всячинкой, с требухой... Ты
спаси вон этакую, а не ту воображаемую кисельную планету, каковой просто
нет... Ради этого Иисус на землю сошел...
- А вот тут-то вы и запутались, - как-то радостно, по-детски выкрикнул
Юрий Дмитриевич. - Это важный момент... Это очень важный момент... Я хочу с
Иисусом спорить... А чтоб поспорить, я должен его признать, хотя бы
временно... Я о главном, о главной мысли спорить хочу... Возлюби врага
своего... Непротивление злу насилием... На зло добром ответить...
Согласен... Но только на зло утробное еще, нерожденное... Вот какое зло
добра требует... Помните, у Достоевского мысль о том, что спасение всего
мира не нужно, если оно куплено ценой гибели одного ребенка... В этой мысли
высшее проявление человеческого гуманизма... Идеал, без которого жить
нельзя... Именно идеал, который, материализуясь, исчезает либо даже в свою
противоположность превращается... Итак, я повторить хочу: главное, в чем я
не согласен с Иисусом, это в трактовке им лозунга "непротивление злу
насилием" не как философского понятия, а как руководства к действию...
"Возлюби врага своего" не сегодняшний лозунг, а идеал, к которому следует
стремиться... Когда и врагов-то не будет... Когда человек человеку друг...
Юрий Дмитриевич замолчал. Он был так возбужден, что, едва усевшись на
стул, сразу же вскочил, начал расстегивать ворот рубашки.
- То, что ты говорил, интересно, хоть и спорно, - сказал Григорий
Алексеевич, - но ты успокойся, выпей чаю... Ты не спишь ночами, я слышу, как
ты ходишь, когда просыпаюсь... Тебе надо бы отдохнуть... Ты обрушился здесь
на лозунги, но лозунг есть мысль, оформившаяся в догму... Мысль же всякого
человека конечна, имеет рождение и смерть, то есть догму, как всякое живое
существо. Не оканчиваются догмой лишь мысли бесплодных мечтателей. Всякий
прогресс есть движение от одной догмы к другой... Впрочем, давай пить чай...
Папа Исай между тем вздремнул, разморенный чаем и жарой. Он опустил
голову на грудь, и портрет Толстого легонько постукивал о край стола. Юрий
Дмитриевич подвинул к себе стакан чаю и зачерпнул варенья из вазочки, однако
сразу же вскочил и, уронив варенье на скатерть, торопливо пошел в свою
комнату. Зина не спала, сидела, по-детски подобрав под себя ступни, и
смотрела на стену. Лицо ее несколько порозовело.
- Мне домой пора, - сказала Зина, - я неловко себя чувствую перед
вами... Вы такой занятый человек... Вы на профессора похожи...
- Нет, я не профессор, - сказал Юрий Дмитриевич, - я врач, доктор... Я
обязан был вам помочь...
- Вы верующий? - спросила Зина.
И вдруг Юрий Дмитриевич понял, что сейчас, стоя перед этой наивной
девушкой в дешевенькой кофточке, он должен уяснить для себя какие-то очень