"Юлия Горишняя. Слепой боец " - читать интересную книгу автора

И ясеневое копье в его руке само метнулось вперед, как живое, - а
впрочем, оно и было живым, ведь частичка жизни в Ясене, Бессмертном Древе,
из которого было сотворено все живое и сущее на Земле, никогда не умирает; в
янтарных жабьих глазах дрогнуло что-то, когда это копье вошло в каменную
спину, пробив сердце насквозь - если у стражей ворот бывает сердце. Гэвин
отступил на шаг назад, потом еще на шаг, оттого что ярость отчаяния и
безысходности начала уже оставлять его и душа его ужасалась быть рядом с
этой тварью даже на длину копья. Все так же глядя на Гэвина янтарными очами,
в которых была тоска, каменная жаба проговорила негромко и удивленно:
- Откуда ты узнал, как освободить меня, человек?
И впервые остальные не повторили ее слова.
Гэвин оглянулся. Они расступились, давая ему дорогу. Но Гэвин не ушел,
пока тело той каменной жабы не утратило видимость жизни, что была в ней до
сих пор, и не истаяло потом, как тает туман, растворяясь в воздухе без
остатка, и он смог забрать свое копье, оставшееся на камнях.
Гэвин ел понемногу в подземелье, а для волка после того, как он набил
себе живот олениной, небольшой пост был не страшен. Вода - другое дело,
всякий ведь знает, что воду в Царстве Мертвых пить нельзя. Гэвин взял с
собою снега, набив им кожаную рукавицу, и снег этот они с волком делили
по-честному с тех пор, как в первый раз волк толкнулся ему в ноги, раньше
услышав идущего навстречу демона; и снег давно уже кончился. О жажде,
терзавшей его, Гэвин вспомнил, только оказавшись в соседней с тем ущельем
долине, и они с волком наглотались снега, на котором не было видно ни
людских, ни звериных следов, но это сейчас их не волновало, - и, упав,
заснули тут же в снегу.
Волк проснулся первым. Когда Гэвина разбудил ночной холод, он услышал
его вой в лесу - вой по добыче, которой нет. Под утро волк вернулся, весь в
снегу, и Гэвин понял, что ничего съедобного тот так и не добыл. "Потому и
вернулся", - подумал Гэвин. Так бывает у волков - пока еды нет, стая
держится вместе; и, должно быть, волк принял уже Гэвина в свою стаю.
Гэвин сидел у костра - грелся. Не без опаски еще поглядывая на огонь -
это кусачее, хотя и приятно (если не слишком приближаться) греющее бока, -
волк сел напротив; теплые отсветы играли на его морде, а он смотрел на
пламя, как смотрели когда-то предки собак в древних пещерах, которые они
делили с предками людей, и думал, наверное, о том же, о чем они тогда: что,
если им охотиться вместе, будет гораздо больше добычи.
- Ну что, волк? - сказал Гэвин. - Что ты об этом думаешь?.. Что это с
нами было?
Волк не знал, что и думать; он пошевелил носом и фыркнул. Все в костре
ему нравилось, кроме дыма.
- Что ты об этом думаешь? - повторил Гэвин. - Может быть, он и вправду
когда-то был человеком? Если он хотел, чтоб я убил его...
Но волк ничего не знал об этих человечьих делах. Ведь он был всего лишь
волком и никогда не задумывался о жизни и смерти, и о силах, играющих ими.
Он вздохнул и положил морду на лапы. Здесь он ничем не мог Гэвину помочь.
Когда совсем рассвело, они отправились дальше. Но, оглянувшись перед
тем, как уйти из этой долины, Гэвин увидел вдали нечто, что заставило его
нахмуриться: какое-то движение в неподвижности долины, несколько серых пятен
на снегу, собравшихся вокруг места, где был его костер.
- Что же это ты, волк? - сказал Гэвин. - Как это ты их не заметил?