"Алла Гореликова. Корунд и саламандра ("Корона" #1) " - читать интересную книгу автора

как все, нельзя лишиться дара - ибо не отнимается данное Господом... но
можно хотя бы забыть о нем?!
Однако отец предстоятель судил иначе, и кто я, чтобы перечить
просветленному Светом Господним? И теперь в смятении я, и оживают снова те
страхи, что заставляли меня забыть навсегда о проклятом даре. Я возьму
сейчас в руки брошку, принесенную когда-то в дар монастырю то ли внучкой, то
ли правнучкой панны Юлии, - и меня не станет. Растворится во мраке смиренный
Анже, и столпятся вокруг призраки людей и событий. Много их будет - век
вещей долог. Останется лишь выбрать. Я потянусь к благородной панночке
Юлии - то, что остается от Анже, легко ее найдет, - и я стану Юлией. И
переживу случившееся с нею, как будто случилось это со мной. Смогу потом
вспомнить пережитое и рассказать другим. Если вернусь. Всякое может
случиться... с некоторых пор я очень боюсь не вернуться.

2. Благородная панночка Юлия, дозволенная подруга принцессы Марготы

- Ожье! - Юная девушка на миг опускает смеющиеся серые глаза. Золотые
локоны падают на милое личико, тонкие руки вскидываются, поспешно поправляя
парадную прическу. - Что за маета с этими волосами! Ты опять дежуришь в
ночь, почему?
- Жестокая, она еще спрашивает! - Молодой гвардеец расплывается в
улыбке, перекидывает парадную алебарду в левую руку и прижимает правую к
сердцу. - Все равно не сплю я ночами, ненаглядная моя панночка, так уж лучше
скоротать время дежурством, чем надрывать сердце пустыми вздохами под твоим
окном. Ведь ты, Юлия, никогда в него и не выглянешь!
- Окно слишком высоко, чтобы чьи-то там пустые вздохи долетели до моих
ушей! - Юлия хихикает, и Ожье смеется в ответ. Гвардеец понравился Юлии.
Понравился давно, чуть ли не с первого дня ее дворцовой службы. Только
понравился... ну что в этом такого! Но однажды Юлия заметила, что с нею
говорит он совсем иначе, чем с другими. Безнадежная нежность таилась на дне
его шуток, и глаза оставались грустными. Ожье, младший сын захудалого
барончика, не мог надеяться стать зятем владетельного пана Готвянского.
Единственную дочь пана ждала куда более блистательная партия. И Ожье не
заговорил с ней о любви. Что за глупое благородство! Будто девушке
честолюбивые планы отца дороже собственного любящего сердца! А сердце Юлии
сладко замирало всякий раз, как случалось ей заговорить с Ожье, отогревалось
его молчаливой любовью - и таяло, превращалось в мягкий податливый воск, на
коем так легко оттискивается дорогой образ...
- О чем загрустила ты, милая?
О том и загрустила, что не пришлось, как всякой порядочной девушке,
услышать признание и замереть, опустив глаза и накручивая на палец
непослушный локон. Хорошо еще, что Юлия не считала вздохи украдкой и слезы в
подушку признаком добродетели! Она, конечно, провела ночь в молитве
Ии-Заступнице, как советовала традиция, но наутро не постеснялась
объясниться с Ожье начистоту. И утро то выдалось воистину счастливым!
- Сегодня пир, Ожье, ты ведь знаешь?
- Конечно. Посольство Двенадцати Земель. Я видел, как они прибыли,
Юлия, и на это стоило поглазеть, клянусь! Верхом, на полном скаку... эх,
Юли, что за кони!
Мимолетное раздражение колет Юлию. Кони ему... до коней ли!