"Николай Горностаев. Мы воевали на Ли-2 " - читать интересную книгу автора

том, что хорошо уже то, что некому меня провожать. Плакали чьи-то жены,
молчали дети, все было сказано, оговорено. А о нас словно забыли. Лишь к
обеду пришел военком, проверил документы, спросил каждого про его
специальность. Я знал, что нередки случаи, когда летчиков отправляли в
пехоту, а грузчиков - в авиацию. Дошла очередь до меня.
- Из ГВФ?
- Да, - сказал я.
- Приказ наркома обороны СССР от 9 июля сего года знаешь?
- Личный состав ГВФ, непосредственно зачисленный в особые авиагруппы
ГВФ, считается призванным в Красную Армию...
- Хорошо. Вот и двигай в отдел кадров Главного управления ГВФ.
Я "двинул". И получил назначение в особую авиагруппу связи ГВФ старшим
техником по обслуживанию самолетов и восстановительному ремонту авиационных
двигателей.
Встретили меня хорошо. Со многими будущими сослуживцами я был знаком.
Первым меня обнял двигателист Сергей Тюрин.
- Николай! И ты к нам?!
Я огляделся. Улыбались мне Георгий Семенович Мешалкин, опытный
специалист по сборке двигателей, Володя Жигалин - по ремонту агрегатов,
Дмитрий Иванов - знаток в области дефектации деталей самолетов... Всех их я
знал, раньше они работали в Быково.
- Нашего полку прибыло, - пробасил Семеныч. И навалилась работа. Нужна
была связь - Генеральному штабу со штабами дивизий и армий, Наркомату
обороны - с фронтом. И мы обеспечивали эту связь. Нужны были медикаменты и
консервированная кровь - мы доставляли их в медсанбаты, обратными рейсами
вывозили в тыл тяжелораненых солдат и офицеров. Мы работали не покладая рук,
шершавых от авиационного бензина, со ссадинами, синяками, с мозолями на
подушечках пальцев. Спали урывками, если можно назвать сном короткое темное
забытье на нарах, покрытых соломой в неотапливаемом общежитии. И все же
рейсы наших Ли-2 и ПС-40, уходивших в небо из Мячково, а У-2 и Р-5 - из
Быково, становились все короче. Враг двигался к Москве.
С середины октября над аэродромами, где мы базировались, стали
появляться фашистские самолеты-разведчики "Фокке-Вульф-189", прозванные
"рамой". По нескольку раз в день они обстреливали нас, а ночью волна за
волной шли бомбардировщики, и бомбы рвали летное поле в Быково, крушили
корпуса авиаремонтного завода, сносили рельсы железной дороги на перегоне
Люберцы - Раменское...
Фронт огненной кровавой полосой полз к Москве, тревога за судьбу
столицы сменялась тревогой об улетавшем на боевое задание экипаже, дни и
ночи слились воедино, и казалось, конца не будет этой нервотрепке,
бомбежкам, потерям, сводкам Совинформбюро, в которых уже звучали: Крюково,
Красная Поляна, Волоколамск...
Самолеты садились, изорванные пулями и снарядами, к ним спешили мы,
техники, и, оставляя клочки кожи на злом от мороза металле, возвращали их в
строй. Мы знали цену каждому вылету, потому что враг стоял под Москвой. Мы
знали цену каждому самолету. Она была неизмеримо высокой, потому что машин
фронту не хватало. И берегли их, как могли, и спасали, если был хоть один
шанс из тысячи на спасение.
21 декабря, когда фашистов уже гнали от Москвы, в районе Наро-Фоминска
пулеметной очередью пробило маслобак и трубопровод одного из наших У-2. Я