"Иеремия Готтхельф. Черный паук " - читать интересную книгу авторане менее ей положили приличный ломоть, и она его съела. Долго не хотела она
брать и сыр, повторяя: "Это будет уже слишком". "Ты решила, что он постный, и поэтому не хочешь пробовать", - сказала женщина, и крестная смирилась. Но от пирожков отказалась наотрез. "Им здесь уже не поместиться", - повторяла она снова и снова. "Ты думаешь, они плохие, а ты привыкла, наверное, к гораздо лучшем", - услышала она в ответ. Что ей оставалось, как не попробовать и пирожков? На протяжении всех этих церемоний она выпила маленькими глотками первую чашечку кофе, и тут разгорелся новый спор. Крестная перевернула чашку - довольно было угощений - и попросила оставить ее в покое, иначе она заречется не пить больше кофе. Женщина сказала, что очень сожалеет, что кофе такой никудышный, что его никто не станет пить, а что до сливок, то она их так удачно сняла, как никогда. Что оставалось делать бедной крестной, как не позволить налить себе еще одну чашечку? Повитуха уже давно нетерпеливо сновала вокруг них и, наконец, не удержавшись, сказала крестной: - Если хочешь, чтобы я тебе помогла, скажи сразу, у меня есть время. - А ты меня не подгоняй! - ответила та. Но, поняв намек, бедная крестная, хоть и дышала, как паровой котел, глотала как можно скорее горячий кофе и в перерывах между глотками, к которым ее принуждал огненный напиток, сумела выговорить: - Я бы давно была готова, если б мне не пришлось съесть больше, чем я могу, но я уже заканчиваю. Тут она встала, распаковала мешки и вручила халы, одежду и подарок новорожденному - новенький блестящий талер, завернутый в материю с красиво вышитым пожеланием - и стала извиняться за то, что все это могло быть и тратиться, и что ей даже неудобно все это брать, и что если бы она знала, она бы не стала даже и говорить об этом. Теперь настала очередь девушки заняться приготовлениями к крестинам, в чем ей помогали повитуха с хозяйкой. Всем своим видом старалась она произвести впечатление хорошей крестной матери: и нарядной обувью, и чулками, и даже веночком на изящном чепчике. Но дело шло слишком медленно, несмотря на нетерпение повитухи, и крестная все никак не могла справиться со своими обязанностями: то - одно, то другое делала она не так, как было надо. Тут вошла бабушка и сказала: - Я тоже хочу зайти посмотреть на нашу прекрасную крестницу, - и сразу же заметила: - Уже дважды звонили - колокола, да и оба кума ждут во дворе. Во дворе действительно сидели за глинтвейном оба кума, старый и молодой: отказавшись от новомодного кофе, который они и так могли пить каждый день, они ели старый добрый бернский суп из вина, жареного хлеба, яиц, сахара, корицы и шафрана - той старой доброй пряности, которая обязательно должна была присутствовать в обеденном супе в честь крестин, а также в закуске и в сладком чае. Так они угощались, и старый кум, которого называли кузеном, всячески подтрунивал над мужем роженицы: сегодня, как говорил он, они не станут щадить запасы его вайнварма* - нечего на этом экономить, если уж заметили, как он в прошлый раз давал нарочному свой двенадцатимерный мешок, чтобы тот привез из Берлина шафран: - На днях жена моего соседа, наверное, рожала, потому он и дал нарочному мешок и шесть крейцеров в придачу, поручив ему купить на эти |
|
|