"Александр Говоров. Алкамен - театральный мальчик (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автора

с водой.
Пока ночь не скрыла очертания города, я поворачиваюсь в другую
сторону и вижу округлые склоны Гиметских гор. Там низкорослый лес
чередуется с полями виноградников и горы похожи на плохо остриженного
барана - один бок кудрявый, другой с проплешинками. Между гор вьется дорога
в Марафон.
И тут я думаю о славе родного города, о его свободной силе, которая
одержала там, в Марафоне, десять лет назад, победу над варварами.
Но если я повернусь в третью сторону, там, несмотря на то что тьма
уже завладела пространством, видится побережье, чудятся реи и снасти судов,
пришедших из далеких стран. Там по палубам разгуливают обожженные солнцем и
просоленные морем матросы, отважные, как аргонавты.
И все это мне недоступно - ведь я раб!
Свою маму я помню плохо. Вижу как сквозь сон, будто мы с ней идем в
сад, все кусты усыпаны пышными цветами и пахнет так приятно. Помню, как
большие белые руки матери проворно срывали цветы, она пела и плела венки.
Эти венки мама уносила в храм, для которого она их плела, а один венок,
самый красивый, мы несли в священную рощу, что позади нашего храма. Там
мать надевала венок на шею гермы Солона, изображавшей приятного старца с
длинной бородой.
Как и у всех детей, у меня на груди висит на витом шнурке амулет. Мой
амулет - простой оловянный кружочек, на котором выбита одна буква. Мнесилох
мне объяснил, что это буква "Е", с которой начинается слово "елевферия",
что значит "свобода".
Я смутно помню, как мама шептала, укладывая меня спать:
- Храни амулет, не снимай, он принесет тебе счастье!
Когда мне минуло четыре года, меня начали посылать с другими детьми
на виноградники ловить слизняков на листьях. Однажды, вернувшись, я не
застал моей мамы. Я долго кричал и звал ее, но никто не утешил меня и не
объяснил, куда она делась. И я стал сиротой.
Гермы - мраморные столбы с головами богов и героев - до сих пор,
конечно, стоят в священной роще. Старик Мнесилох открыл мне, почему мама
надевала венок именно на герму Солона. Солон, оказывается, велел освободить
всех рабов-греков, родившихся в Афинах. Родители моей матери, свободные
афиняне, были проданы некогда за долги в рабство в далекую Персию; законы
Солона застигли их там, и они не получили свободы. Мою мать еще девочкой
купили и привезли сюда, на родину ее предков. Так мы и остались рабами.
- Впрочем, - добавлял при этом Мнесилох, - среди герм есть и
изображение Клисфена, а Клисфен тоже освободил многих рабов и даже дал им
землю. Так что ты, парень, не горюй. Кто-нибудь из вождей демократии даст
тебе свободу, недаром же ты потомственный афинянин.
А пока в ожидании свободы я лазаю сюда, на скалы Акрополя, и смотрю
на призраки кораблей в ночном мареве моря.


ТЕПЕРЬ ПОЗНАКОМЬТЕСЬ С МОИМ БОГОМ

Я не принадлежу какому-нибудь частному лицу, я - раб бога Диониса. Не
его самого, конечно, потому что боги, я думаю, не нуждаются в рабах, я -
раб его храма, который стоит на южном склоне Акрополя.