"Александр Говоров. Санктпетербургские кунсткамеры, или Семь светлых ночей 1726 года (Исторический роман) " - читать интересную книгу автора

скелет девушки..
Была глубокая ночь. Максюта не взял с собой караульного фонаря, да он
бы и не понадобился. В высокие окна лился призрачный свет небес, полуночная
тьма никак не приходила. Бесовская ночь, как говорят в народе!
- Вот так, дорогая фройленшкелетте! - сказал Максюта скелету с
искусственным цветком. - Где тут искать философский камень?
В давешней суматохе его могли куда угодно засунуть, вон сколько ларей
стоит с мелкими экспонатами? Тут и чучела колибри, и морские звезды, и
Мамонтовы кости из Сибири.
А вот фигуры монстров, которые еще пару лет тому назад были живы и
проживали при Кунсткамере, как теперь живет и тунеядствует карлик Нулишка.
Вот чучело урода двупалого Фомы Игнатьева. А вот осанистый великан Буржуа,
любимец Петра. Этот был добропорядочен, трудолюбив, имел семейство. И хотя
получал от казны полный кошт, ходил прирабатывать - дрова колол, в лакеи
нанимался.
"Где же тут философский камень?" - мысленно обратился к ним Максюта.
Монстры безмолвствовали в своих нишах.
Он повернулся, чтобы выйти, и наткнулся на кадку с растением. Это
была, по определению той же малярши Доротеи, карликовая сосна "пиниа
пигмеа", с океанских островов. По словам немки, эта сосна была реальным
подтверждением того, что существуют где-нибудь миры, где все крохотное - и
деревья, и животные, и, естественно, люди. На карликовой сосне всегда
красовалась шишечка золотистого цвета.
- Шишка! - грустно усмехнулся Максюта, вспомнив описание философского
камня в книге у Миллера. Но и шишка с карликовой сосны теперь тоже куда-то
исчезла.
Максюта прошел мимо вытащенных драгунами в ту кошмарную ночь и еще не
расставленных по местам огромных стеклянных банок, аквариумов, коробок,
рассыпанных коллекций. Эхо его шагов угасало под сводами. По винтовой
служебной лестнице Максюта спустился в самый подвал.
Там уже ощупью он нашел железную дверь, потрогал висячий замок. Он
был цел, даже пыль ощущалась под пальцами. Еще бы! Ключ от этого замка
висел на шнуре от нательного креста у самого Тузова Максима.
Он, Максим, приступая к службе сей, давал страшную клятву о
неразглашении - да не Шумахеру, нет! Самому светлейшему князю, Александру
Даниловичу, давал клятву Максим Тузов, и тот ему все показал, что находится
за этой страшной дверью.
Там, за железной дверью, хранились два объемистых стеклянных сосуда,
и в каждом по отрубленной голове. В одном - царской фрейлины Марии
Гамильтон, в другом - камер-юнкера Монса. За что их, господи прости? И
христианское погребение несчастным теперь невозможно, ибо без голов какое
же вечное упокоение?
А еще хранится там некий свинцовый ящик, государственной печатью
запечатан, длинный, словно гроб. Про ящик тот даже сам светлейший ничего
Тузову не объяснил, вручая караул. Рукою княжеской махнул и лицо свое
прикрыл фуляровым платком.
И никто, даже Шумахер, не знает, что хранится за сей железной дверью.
Зато Шумахер и злобствует на Тузова, очень не любит библиотекариус, чтобы
кто-то в чем-то его превосходил. Лишь в народе говорят, что в свинцовом
ящике лежит изувеченное тело царского сына, царевича Алексея, вместо него