"Александр Говоров. Последние Каролинги " - читать интересную книгу автора

раз уж ты приперся, проявляй свою силу! А что, сестрицы, мать-настоятельница
сюда, часом, не пожалует?
Великовозрастный тутор хохотал басом:
- А вот мы ее кадурцинским попотчуем!
Выскочила бойкая монахиня, у которой из-под огромного чепца только и
виден был уютный носик и соломенные кудряшки. Принялась рассаживать гостей.
- Мы на кухне работаем. - Она выдвигала из-под кроватей плошки с
угощением. - У нас все есть.
Подражая дамам, она приседала и любезничала. Иов-на-гноище достал из
складок рясы флейту, наморщил переносицу и заиграл пронзительно и споро.
Румяный Фарисей взял монохорд - круглый ящик с единственной струной. Надо
было одной рукой вертеть колок, регулируя струну, а другой щипать что есть
силы, и получалась весьма унылая музыка.
Осмелевшие хозяйки скинули безобразные чепцы. Белокурые и темные пряди
рассыпались по плечам. Иов-на-гноище, отложив флейту, тоже взялся за
монохорд и с Фарисеем принялся отбивать задорный, хлесткий танец в четыре
руки.
Девушки двинулись по кругу, пристукивая пятками. Ни у одной обуви не
имелось - мать-настоятельница слыла скрягой. Поводили плечами - то налево,
то направо, то совсем уж назад.
- Эйя! - выскочила в круг самая младшая и стала ходить ходуном,
ручонками выписывая кренделя. - Эйя! - в тон ей гикнул Фарисей, немилосердно
тряся монохорд.
- Эйя, мальчики! - Протей и тутор ворвались в хоровод, хватая девушек
за талии, за ними и остальные.
Блестели глаза, раскатывался беззаботный смех. За столом остался лишь
Авель, который подъедал все, что видит, да Азарика, которая в задумчивости
пробовала дуть во флейту Иова.
Музыка подмывала, танец окрылял. Азарике вообразился некий юноша - не
Роберт, не Протей, - как он подходит, берет за талию... Она бы грациозней
смогла подать ему в поклоне руку!
И усмехнулась, поглядев на заскорузлые пятки, на дерюжные наряды
пленниц святой Колумбы. "У нас хоть, кроме Балдуина, есть Фортунат с его
лампадой знания!" А пляска нарастала, полы балахонов и развившиеся косы
слились в единый вихрь. Юноши притопывали - эйя, эйя! - подхватывали подруг
и, покрутив, отпускали. Младшая монахиня - та просто бесилась.
- Уза, Уза! - говорили ей подруги. - Ведь тебя слышно и во дворе! Ты же
обещала на лестнице посторожить.
- Сторожите сами! - отвечала малютка.
Рядом с Азарикой уселась, разгоряченная танцем, та самая кудрявая
монахиня, которая была здесь заводилой.
- Это тебя зовут Озрик? - спросила она, обмахиваясь полой ряски. -
Какой же ты худышка! Сеньор Роберт велел тебя развлекать. Давай выпьем, не
хочешь? Прости меня, грешную, святая Колумба!.. Озрик, Озрик! - вдруг
припала она к плечу Азарики. - Твой друг Роберт меня не любит... Куда мне до
него? Он из Каролингов, ему быть графом, а может быть, и королем... А я кто?
Монастырская сирота, дочь рабыни, меня скоро мужику в жены продадут!
Она тряхнула соломенными кудряшками и опорожнила кружку.
- Хоть бы похитил кто-нибудь... Похить меня, Озрик, ну что тебе стоит?
Ваш тутор уговаривает Гислу с ним бежать, обещает жениться. Врет, конечно: