"Даниил Гранин. Эта странная жизнь" - читать интересную книгу автора

пропустит эти страницы. А мне надо было заставить читателя
прочесть мои сведения, поскольку они и есть самое важное...
Я хотел, чтобы эту книгу прочло больше людей, ради этого и
затеял эту вещь. С того момента, как открылся для меня главный
секрет моего героя.
...На крючок секрета тоже вполне можно было подцепить.
Обещание секрета, тайны - оно всегда привлекает, тем более что
тайна эта непридуманная: я действительно долго бился над
дневниками и архивом моего героя, и все, что я извлек оттуда,
было для меня открытием, разгадкой секрета целой жизни.
Впрочем, если по-честному, тайна эта не сопровождается
приключениями, погоней, не связана с интригами и опасностями.
Признаюсь сразу:
Секрет - он насчет того, как лучше жить.
И тут, конечно, можно возбудить любопытство, заявив, что
вещь эта - про поучительнейший пример наилучшего устройства
жизни - дает единственную в своем роде Систему жизни.
"Наша Система позволяет достигнуть больших успехов в любой
области, в любой профессии!"
"Система обеспечивает наивысшие достижения при самых
обыкновенных способностях!"
"Вы получаете не отвлеченную систему, а гарантированную,
проверенную многолетним опытом, доступную, продуктивную..."
"Минимум затрат-максимум эффекта!"
"Успех, карьера, знания и полнота жизни!"
Можно было бы обещать читателю рассказать про неизвестного
ему выдающегося человека нашего времени. Дать портрет героя
нравственного, с такими высокими правилами нравственности,
какие ныне кажутся старомодными. Жизнь, прожитая им, - внешне
самая заурядная, по некоторым приметам даже незадачливая; с
точки зрения обывателя, он - типичный неудачник, по внутреннему
же смыслу это был человек гармоничный и счастливый, причем
счастье его было наивысшей пробы. Признаться, я думал, что люди
такого масштаба повывелись, это - динозавры...
Как в старину открывали земли, как астрономы открывают
звезды, так писателю может посчастливиться открыть человека.
Есть великие открытия характеров и типов: Гончаров открыл
Обломова, Тургенев - Базарова, Сервантес - Дон Кихота.
Это было тоже открытие, не всеобщего типа, а как бы
личного, моего, и не типа, а, скорее, идеала; впрочем, и это
слово не подходило. Для идеала Любищев тоже не годился...
Я сидел в большой неуютной аудитории. Голая лампочка резко
освещала седины и лысины, гладкие зачесы аспирантов, длинные
лохмы, и модные парики, и курчавую черноту негров. Профессора,
доктора, студенты, журналисты, историки, биологи... Больше
всего было математиков, потому что происходило это на их
факультете - первое заседание памяти Александра Александровича
Любищева.
Я не предполагал, что придет столько народу. И особенно -
молодежи. Возможно, их привело любопытство. Поскольку они мало