"Даниил Гранин. Эта странная жизнь" - читать интересную книгу авторазаманчиво, но меня останавливал живой Любищев. Мешал он мне.
Тот Любищев, которого я знал, с которым встречался и беседовал, согласно записям дневника, "I ч. 35 минут", и "I ч. 50 минут", и еще несколько раз... ГЛАВА ДЕСЯТАЯ, НАЗВАННАЯ САМИМ ЛЮБИЩЕВЫМ "О ГЕНОФОНДЕ", И О ТОМ, ЧТО ИЗ ЭТОГО ПОЛУЧИЛОСЬ На самом деле все происходило несколько иначе. То есть факты, которые я приводил, были абсолютно точны, но кроме них имелись и другие. Они путали картину, они нарушали стройность - стоило ли их учитывать? Литература, искусство вынуждены отбирать факты, что-то отвергать, что-то оставлять. Художник выбирает для портрета либо фас, либо профиль. Половина человека всегда остается скрытой за плоскостью холста. Лист книги - та же секущая плоскость. Я добиваюсь не объема, а лишь впечатления объема. Противоречивые факты мешают законченности. Они взрывают готовую отливку на мелкие осколки, краски покидают рисунок и блуждают по холсту. Если бы я не был знаком с Любищевым, мне все было бы проще... Смерть сына он переживал долгие годы. Все письма того сдержанного, но неутихающего горя. Он держался за жесткий распорядок жизни, как лыжник на воде за трос катера. Стоило отпустить, потерять скорость - и он ушел бы под воду. Были периоды такого отчаяния и тоски, когда он заполнял дневник механически, механически препарировал насекомых, машинально писал этикетки. Наука теряла смысл; его мучило одиночество, никто не разделял его идей, он знал, что окажется прав, но для этого нужно было много времени, надо было пройти в одиночку зону пустыни, и не хватало сил. Он мог подчинить себе Время, но не обстоятельства. Он был всего-навсего человек, и все отвлекало его - страсти, любовь, неудачи, даже счастье - и то относило его в сторону. Второй брак принес ему долгожданный семейный покой. Он пишет вскоре после женитьбы своему другу и учителю: "...Обстановка исключительно домашнего уюта отвлекает меня от поля моей жизни. Я могу Вам, моему старому другу, признаться, что даже научные интересы у меня резко ослабли. Не обвиняйте меня, дорогой друг, Вы простили мне в прошлом немало прегрешений, простите и это. Это не измена науке, а увлечение слабого человека, прожившего суровую жизнь и попавшего теперь в цветущий оазис..." |
|
|