"Даниил Гранин. Эта странная жизнь" - читать интересную книгу автора

частью архива сам Любищев постоянно пользовался, в том числе и
копиями собственных писем - в силу их особенности, о которой
речь впереди.
Архив как бы фиксировал, регистрировал со всех сторон и
семейную, и деловую жизнь Любищева. Сохранять все бумажки, все
работы, переписку, дневники, которые велись с 1916 года (!), -
такого мне не встречалось. Биографу нечего было и мечтать о
большем. Жизнь Любищева можно было воссоздать во всех ее
извивах, год за годом, более того - день за днем, буквально по
часам. Не прерывая, насколько мне известно, ни разу, Любищев
вел свой дневник с 1916 года - и в дни революции, и в годы
войны, он вел его лежа в больнице, вел в экспедициях, в
поездах: оказывается, не существовало причины, события,
обстоятельства, при которых нельзя было занести в дневник
несколько строчек.
Николай Федоров, которого Толстой и Достоевский называли
гениальным русским мыслителем, мечтал воскресить людей. Он не
желал примириться с гибелью хотя бы одного человека. С помощью
научных центров он намеревался собирать рассеянные молекулы и
атомы, чтобы "сложить их в тела отцов". В фантастических
человековлюбленных идеях его был страстный протест против
смерти, невозможность примириться с ней, подчиниться слепой
разлагающей силе - природе. Так вот в федоровском смысле
воссоздать Любищева, или "воскресить", можно, вероятно, легче и
точнее, чем кого-либо другого, поскольку для этого имеется
множество сведений, материалов, иначе говоря - параметров.
Можно как бы восстановить все его координаты в пространстве и
времени - где он был в такой-то день, что делал, что читал,
кого видел, куда двигался.
Естественно, что из его архива меня прежде всего
заинтересовали дневники.
Писателя всегда манят дневники, возможность прикоснуться к
сокрытому бытию чужой души, проследить ее историю, увидеть
время ее глазами. Любой дневник, что добросовестно ведется из
года в год, становится драгоценным фактом литературы. "Всякая
жизнь интересна, - писал Герцен, - не личность, так среда,
страна занимает, жизнь занимает..." Дневник требует всего лишь
честности, раздумий и воли. Литературные способности иногда
даже мешают беспристрастному свидетельству очевидца.
Бесхитростные, самые простые житейские дневники - их почему-то
так мало ныне... Проходят годы, и вдруг выясняется, что события
исторические, народные, протекавшие у всех на глазах,
затронувшие тысячи и тысячи судеб, отражены в записях
современников и бедно, и скупо. Оказывается, что о
ленинградской блокаде имеется считанное количество дневниковых,
то есть самых насущных документов. Часть, очевидно, погибла,
другие затерялись, но и велось их мало, вот в чем беда, -
дневников всегда не хватает.
Дневники Александра Александровича Любищева сохранились не
все, большая часть его архива до 1937 года, в том числе и