"Даниил Гранин. Дом на Фонтанке (Авт.сб. "Наш комбат")" - читать интересную книгу автора

подозрения или нет? Разумеется, нет, но я знал, я не раз убеждался, что
слишком плохо помнил того себя, послевоенного. Боюсь, что я тоже считал
правильным не доверять всем, кто жил в оккупации, и всем, кто был в
окружении, всем, кто был в плену. Однажды я спросил себя: а что, если он
жив, в плену, - ты рад? И не мог ответить, испугался. Какой же я был... Но
ведь это тоже был я. Обходить этот дом - так было удобней. Он слишком
много требовал. Он мог уличить, сравнить. Без него было легче.
Мы допили чай, встали. Нина Ивановна растерялась, она не удерживала
нас.
- Стекла-то у нас сохранились, - вдруг сказала Фрося. - Заложили окна
кирпичом. Амбразура, что ли.
- Это во время блокады. Она сама кирпичом закладывала, - пояснила Нина
Ивановна.
Веня ни с того ни с сего заулыбался:
- А что, абажур тот же самый?
Нет, он спутал, висел совсем другой абажур. Тот абажур, желтый с
черными фигурками, я подпалил, устроил какие-то опыты и никак не хотел
признаваться. Галина Осиповна делала вид, что ничего не произошло,
виновата лампочка, слишком большая...
Забытый детский страх вернулся маленьким, нестрашным, - сейчас все
выяснится.
Нина Ивановна помедлила, пожала плечами, запрятав смешок. Или мне
показалось?
Фрося доедала ватрушку. Мы стояли, не зная, как уйти. Это было труднее,
чем прийти сюда. Веня незаметно толкнул меня. Я и сам понимал, что мне
надо что-то сказать.
В конце концов, я затащил его сюда. Но я все смотрел на эту комнату и
молчал.
- Вы простите, нам пора, - хрипло произнес Веня.
- Ну что вы, мальчики, я была рада. - Нина Ивановна церемонно наклонила
голову. - Кто бы мог подумать...
Я смотрел вниз на давно не чищенный, почернелый паркет, словно
разыскивая что-то. Рука Нины Ивановны вдруг легла на мою руку, пальцы ее
дрожали. Мне захотелось наклониться и поцеловать ей руку, но я не умел, то
есть вообще-то я умел, но сейчас я был из того времени, когда никто из нас
не умел, не хотел уметь, слишком это было старомодно и смешно - целовать
руки.
Она не сказала нам: заходите, приходите еще. Не решилась? Не надеялась?
Не захотела?
Она взяла Фросю под руку, и они стояли в большой полутемной передней,
обе маленькие, седые, и смотрели, как мы, пятясь и бормоча, уходили, так
ничего не объяснив и не обещая.
Невский оглушил шумом воскресного многолюдья. Стучали каблуки, неслись
машины, звуки сталкивались, разбегались, тревожные, как будто кого-то
догоняли, кого-то искали. Глаза девушек из-под капюшонов быстро обегали
нас и устремлялись дальше. Каждая из них напоминала мне Иру, Люду, Катю. И
парни с поднятыми воротниками коротких пальто, высокие, нежнокожие, только
начинающие бриться. Где-то среди них должен был идти Вадим. Я вдруг
подумал - будет ли он теперь сниться, увижу ли я его еще?
- Растревожили, разворошили, - сказал Веня. - И им тяжело, и нам.