"Даниил Гранин. Дом на Фонтанке (Авт.сб. "Наш комбат")" - читать интересную книгу автора

заходы самолетов в пустом июльском небе, когда мы, обмирая от потного
страха, вжимались в стенки окопов, а потом пошли танки, и мы стреляли и
стреляли по ним из винтовок, а танки неудержимо наползали, справа через
фруктовый сад, ломая белые яблони, и слева по зеленому овсу. Не выдержав,
мы выскочили из окопов и побежали. Мы бежали от танков, друг от друга, от
самих себя. Задыхаясь, я перепрыгивал плетни, канавы, падал и снова бежал,
пока не свалился, ломая кусты, в пробитый солнцем ивняк. Пальцы вцепились
в землю, она судорожно вздрагивала от бомб, отталкивая, не в силах
защитить меня. В этом гибнущем, распадающемся мире память моя ухватилась
за Вадима - он не мог, не способен был так бежать, спасаться, он остался
бы в окопах. Я лежал и плакал от стыда. До самой осени, пока мы отходили,
эти минуты возникали передо мной, как заклинания.
Нина Ивановна рассказывала про свой давний спор с каким-то студентом:
- ...тогда он заявил, что если бы Пушкин убил Дантеса, то уже не смог
бы быть Пушкиным. Он доказывал, что и сам Пушкин изменился бы, и наше
восприятие. Я готова была растерзать его.
В углу стоял старый телефонный аппарат с кнопками. Группа "А" и группа
"Б". "Ребята, позвоните мне в комитет комсомола". - "Барышня, барышня,
дайте мне Мишу". - "Мишу? Он убит", - сказала барышня, "Как убит, он же
только что был здесь, он писал такие стихи!.. Барышня, а где ж тогда Люда,
его невеста, черненькая Люда?" - "Она так и не вышла замуж, - вздохнула
барышня, - жизнь ее сломалась и погасла". - "Вызовите тогда Борю. Борю
Абрамова, композитора, помните, как он сочинял? А Митя Павлов, что с ним
случилось? А Толя, почему не отвечает Толя? А Сева Махоткин... кем бы они
могли стать?" "Полгода мне не хватило, - сказал мне Вадим, - хотя бы
месяца четыре". Он мог не идти, но он поступал по законам своего дома. Он
до конца прожил по этим законам. "Барышня, подождите хотя бы четыре месяца
и вы увидите..." - "Алло, куда вы пропали?" - сказала барышня...
Куда мы пропали? И где та барышня?
Остались только эти две старухи. Когда они умрут, всю эту мебель,
фотографии, портреты, все барахло выкинут, комнаты побелят, оклеят.
Что-то произошло со мной. Прошлое меня влекло больше, чем будущее. В
стране будущего мы никого не знали и нас тоже. Здесь же нам, оказывается,
рады хотя бы эти две старые женщины. Здесь нас ждали. Прожитые годы были
полны загадок, мы жили наспех, не всегда понимая то, что творилось вокруг.
Теперь же, когда мы стали кое в чем разбираться, прошлое было недоступно.
Мы смирно сидели под пытливыми взглядами старух. Секрет нашего
появления все еще мучил их. Нина Ивановна начинала рассказывать про себя,
про свою последнюю работу переводчиком в КБ, сконфуженно умолкала,
чувствуя, что нам это неинтересно, - ей хотелось понять, что нам нужно.
Маленькое личико ее наливалось краской, воспоминания набухали в ней, она
стеснялась дать им волю. Волнение ее передалось Фросе, она все подсовывала
нам ватрушку, смотрела то на Нину Ивановну, то на нас, мутные глаза ее
метались, казалось, она вот-вот нас узнает.
- Вадим так и числится без вести пропавшим. - Нина Ивановна раскурила
новую папиросу. - Нельзя мне курить, ничего не могу поделать.
Может быть, она стеснялась расстраивать нас рассказами про Вадима.
Слишком хорошо мы знали, что означало "без вести пропавший...".
А вдруг и у меня когда-то были опасения: не попал ли Вадим в плен.
Взяли раненым, без сознания, отправили куда-то в лагерь. Были эти